VIII Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2016

Грамматическая категория безличности обычно рассматривается как своеобразная оппозиция категории лица, составляющей центр и морфологическую основу функционально-семантической категории персональности.

Внутри самой категории безличности традиционная грамматика объединяет, по существу, различные явления, а именно: конструкции с намеренно устраненным лицом (например: Мне думается) и собственно безличные предложения (Светает).

В русском литературном языке существует обширная группа глагольных форм с постфиксом –ся, которая воспринимается как особая пассивная параллель активным формам: я думаю, плачу, верю, хочу// мне думается, плачется, верится, хочется. Глаголы этой группы выражают не отсутствие субъекта, а лишь отсутствие его активности. Так, грамматическая бесподлежащность становится средством выражения пассивности субъекта состояния.

Синонимическая замена активных конструкций на пассивные рассчитана на определенный стилистический эффект. Именно так построено стихотворение М. Цветаевой «Попытка ревности»:

Как живется вам с другою? (…)

Как живется вам – хлопочется –

Ежится? Встается – как? (…)

Как живется вам – здоровится –

Можется? Поется – как?

Здесь параллелизм синтаксический и ритмомелодический выявлен в целой серии повторов, при общей художественно обусловленной пассивности субъекта, являющегося непосредственным адресатом и объектом речи. Все стихотворение направлено к собеседнику, ориентировано к «вы» («вам»), известному лицу. Повторяющаяся конструкция: Как живется вам? … троекратный вопрос, образующий рефрен, вокруг которого концентрируются в определенные смысловые центры все другие глагольные формы, объединенные общим для них значением пассивности лица. Хлопочется?... Ежится?...Встается…Здоровится… Можется?...Поется – как? – все названные здесь действия объединены прежде всего одним лексико-грамматическим признаком – предельной пассивностью деятеля. Все действия представлены независящими от воли, желания и реальной деятельности субъекта, выступающего в роли объекта, на который направлено действие.

Значение пассивности субъекта становится основным. Дательный коммодальный тоже вносит в текст значение пассивности, но с другим смыслом оттенком – значением объективной необходимости, неотвратимости случившегося, закономерной случайности этого состояния. Субъект, испытывающий это психическое или психофизическое состояние еще в большей степени пассивен, чем в конструкциях с дательным субъекта.

Значение пассивности перерастает в значение неуправляемости, независимости от конкретных действий:

Случилось в глубоком сугробе

Полсуток ему простоять,

Потом то в жару, то в ознобе

Три дня за подводой шагать.

(Некрасов. Мороз, красный нос).

Подобные конструкции с дательным коммодальным, вносящем в текст значение объективно-существующей закономерности, свидетелем или жертвой, которой стал субъект, выраженный дательным падежом, принадлежит не только языку художественной литературы.

В языке художественно литературы используются все образно-речевые возможности для «выражения невыразимого». Многие состояния раскрываются в становлении, в динамике, в чем следует видеть значение времени: «…динамический подход к человеку рождается в самом современном искусстве как властное требование исторической эпохи. Все изображение строится как исследование непреднамеренных, неожиданных даже для самого субъекта, состояний.

Глаголы жеста и речи обнаруживают то же стремление вскрыть отсутствие целенаправленности действия: вм. Я спросил – мне вздумалось спросить, например: Она ничего не говорила, смотрела мне только прямо в глаза и приниженно улыбалась.

- Вы не от Лизы ли? – вздумалось мне спросить.

(Ф.М. Достоевский. Подросток, часть 2, глава 6)

Ориентированность текста на выявление непредсказуемого заметна в лирике, начиная с поэтов – романтиков. Ассоциативные связи и осмысления заменяют рационалистические и логические связи и отношения. Медитативная лирика строится на полунамеках, полутонах. Действия даются не просто в отвлечении от деятеля, но при намеренно устраненном деятеле. Лирический герой как бы сам ищет причину состояний и действий, не зная как назвать то, что возникло помимо его воли. Весь текст дан в форме размышлений, но размышлений с нарушенной причинно-следственной связью. Ассоциативность заменяет рационально-логическое осмысление. Неопределенность лица принимает формы устранения деятеля:

Поет, поет…

Поет и ходит возле дома…

И грусть, и нежность, и истома,

Как прежде, за сердце берет…

(А. Блок. Поет, поет…)

Действия направленные, принадлежащие активному потенциальному субъекту, противопоставляются действиям, поданным в отвлечении от деятельности реального субъекта, как существующие вообще, свойственные человеку, но самопроизвольно совершающиеся. Устойчивый синтаксический параллелизм усиливает оппозицию: активная личная форма // пассивная форма. Художественно-образное воплощение этой оппозиции можно найти, например, у Н. А. Некрасова:

…И все мне песня слышится

Одна - в лесу, в лугу:

Люби, покуда любится,

Терпи, покуда терпится,

Прощай, пока прощается…

(Зеленый шум)

Действия, возникающие самопроизвольно, противопоставляются действиям активно направленным; отсюда возникает экспрессивно значимая сопоставленность, объединенная общим лексическим фоном:

Люби // покуда любится,

Терпи // покуда терпится,

Прощай // пока прощается…

Пассивно-субъектные глаголы широко используются в авторских ремарках, вводящих и комментирующих речь персонажей:

Птица, сбитая камнем туриста, билась в волне.

На руки взял я строптивую птицу.

«Что же творится!» ˗ подумалось мне.

(А. Вознесенский)

Авторская ремарка выделяет и актуализирует значение непроизвольности возникновения речевого воплощения, словесного выражения мысли. Это значение непроизвольности, неожиданности как следствие раскрытия мыслительного процесса, самого формирования мысли, может быть усилено контекстом: Минут через пять он поднял голову и странно улыбнулся. Это была странная мысль: «Может, в каторге - то действительно лучше,» ˗ подумалось ему вдруг. (Достоевский. Преступление и наказание)

Пассивно-субъектные глаголы со значением эмоционально-психического состояния субъекта, возникшего не только без связи с реальными условиями и действиями, а вопреки им, составляют широко распространенную, но лексически ограниченную группу. Сюда входят, главным образом, пассивные оппозиции:

Все так ярко рисуется взору,

Что не верится мне в эту пору,

Чтоб не могу увидеть я и той,

Чья душа здесь незримо витает,

Кто над этим крестом почивает…

(Некрасов. Рыцарь на чае)

Грамматическая безличность как крайняя степень пассивизации может быть дана на одном и том же лексическом фоне при постепенном усилении «страдательности». Причем сопоставляются обычно две крайние формы – активная и предельно пассивная:

Собак моих боитеся?

Семьи моей стыдитеся?

- Ах, нет, родная, нет!

Собак твоих не боязно,

Семьи твоей не совестно…

(Н. Некрасов. Кому на Руси жить хорошо).

Я ведь знаю и мне знакомо,

Потому и волнуй и тревожь –

Будто я из родимого дома

Слышу в голосе нежную дрожь…

(С. Есенин. Ты запой мне ту песню…).

Эта же оппозиция конструкций может быть одна на уровне двух соседних ступеней пассивизации, сочетающем еще одну градацию – неопределенное лицо, грамматически устраненное лицо:

Вообще, в нем странность замечали –

И всем хотелось замечать…

(А. Блок. Возмездие).

Соответствие пассивной и активной конструкций может быть одно на уровне синонимических замен: Я боюсь, что вы изменились к нам; я боюсь и мне страшно от одной мысли об этом (Чехов. Ионыч). Здесь же наблюдается переход от одного значения к другому, более эмоционально насыщенному.

Среди пассивно-субъектных глаголов есть слова со значением конкретного действия (стоять, жить, лежать и др.), которые в сочетании с постфиксом –ся получает значение пассивного действия, не зависящего от усилий и желаний самого субъекта. Эта группа глаголов передает состояние психо-физической сферы человека:

Люди! Я к вам! Мне без вас не поется,

Как снегирю, что попал в западню.

(В.Боков. Люди! Я к вам…);

Хочешь ведать, как писалось?

(В. Федоров. Хочешь верить…)

Модальный глагол «хотеть», со значением «неизвестно почему и как возникшего желания», широко распространен в сочетании с самыми разнообразными глаголами процесса мысли или конкретного действия: Неклюдову было больно; но по какому-то детскому самолюбию ему не хотелось признаваться в этом… (Л. Толстой. Утро помещика)

Несбыточное грезится опять,

Несбыточное в нашем бедном мире,

И грудь вздыхает радостней и шире,

И вновь кого-то хочется обнять…

(Фет. Еще весна…)

Информативная недостаточность глагола «хотелось» может сглаживаться в рамках текста. В функции зависимого распространителя может выступать не только инфинитив, но и целое словосочетание или придаточная часть конструкции. Но образно-речевая роль пассивно-субъективного глагола «хотеть» остается той же – «выражение недосказанного желания, возникшего в сознании субъекта, часто вопреки его воле.» Ему захотелось чего-нибудь такого, что захватило бы его до забвения самого себя. (Чехов. Учитель словесности)

Таким образом, безличные конструкции передают эмоционально-психические состояний персонажей, связь внутреннего мира с окружающей средой, которая окрашивается его индивидуальным отношением к миру.

Код для цитирования: Скопировать