VII Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2015

Источником данного исследования послужили воспоминания князя Владимира Андреевича Оболенского (1869-1950) – общественного деятеля рубежа XIX-XX вв., члена конституционно-демократической партии. Мемуары явились откликом их автора на обращение Русского Исторического Архива в Праге в 1933 г. к ряду русских эмигрантов с просьбой составить для него свои автобиографии. Законченные в 1937 г., воспоминания стали не столько автобиографией Оболенского, сколько описанием исторических событий, свидетелем которых был автор, а также людей, встретившихся на его жизненном пути. В частности, Оболенский нарисовал, пусть и субъективные, но живые портреты выдающихся представителей либерального движения начала ХХ в.

Целью данной работы является реконструкция портретов либералов в плане отражения их человеческих качеств, что представляется весьма интересным с позиций личностного подхода к истории и, несомненно, позволит добавить новые краски к собственно политическим портретам лидеров отечественного либерализма начала прошлого века. А начать, пожалуй, следует с внешности как определенной визитной карточки человека, нередко позволяющей глубже проникнуть в его внутренний мир.

Последнее утверждение, по мнению Оболенского, было справедливо в отношении князя Дмитрия Ивановича Шаховского – «почти святого человека», отдавшего всего себя общественному служению. В «длинной, тощей фигуре, в сухом лице с тонким горбатым носом и с длинной рыжей клинообразной бородой» Шаховского, отмечал Оболенский, «было что-то напоминающее монахов с картин Нестерова» (С. 369).

Иван Ильич Петрункевич, предстает в воспоминаниях Оболенского, как человек, восприятие внешности которого предопределяло важнейшее свойство его натуры – необычайная энергичность. Ей «одухотворялось его некрасивое лицо с выдающейся нижней челюстью, покрытой небольшой жесткой бородкой, и с тонкими губами, сложенными в не покидавшую их саркастическую улыбку. Она светилась и в его умных глазах, пронзительно глядевших через очки» (С. 359-360).

Уравновешенность, спокойствие всегда отражала импозантная фигура Сергея Андреевича Муромцева. По словам Оболенского, «Муромцев был небольшого роста, но его фигура с гордо поднятой головой казалась большой и какой-то монументальной» (С. 352).

Пример абсолютного несоответствия внешности и внутреннего мира, по мнению Оболенского, являл собой Федор Федорович Кокошкин, подчеркнутая фатоватость наружности которого производила на незнакомых людей неприятное впечатление, резко контрастируя с его «глубокой внутренней одаренностью» (С. 367). «Всегда в застегнутом сюртуке, сшитом в талию, в ботинках самой последней моды и в неимоверно высоких крахмальных воротничках, из которых выглядывало маленькое сухонькое личико с маленькими глазками, умно блестевшими из-за пенсне, – таков был внешний облик Кокошкина. Но главной особенностью его были огромные усы, всегда закрученные вверх тонкими ниточками. В Германии такие усы носил император Вильгельм и подражавшие ему офицеры, а в России – только Кокошкин, да разве еще какие-нибудь провинциальные фаты дурного тона», – писал Оболенский (С. 367).

Без эксцентричности Кокошкина аристократическим лоском отличались Владимир Дмитриевич Набоков и Михаил Александрович Стахович. Последний, отмечал Оболенский, имел «эффектную и значительную наружность»: «Высокий, статный, с шапкой белокурых с проседью волос на голове и с кудрявой бородой Моисея Микеланджело» (С. 378). Что же касается Набокова, то, как писал Оболенский, «достаточно было взглянуть на этого стройного, красивого, всегда изящно одетого человека с холодно-надменным лицом римского патриция и с характерным говором петербургских придворных, чтобы безошибочно определить среду, из которой он вышел. Всем бытом своей молодости, привычками и знакомствами он был тесно связан с петербургской сановной средой» (С. 364).

Напротив, внешней невзрачностью характеризовался Максим Моисеевич Винавер. «Маленький, щупленький с неопределенными чертами бледно-желтого лица и с неопределенного цвета седеющей бородкой, …обращал на себя внимание лишь непропорционально большой головой. В этой голове с огромным шишковатым лбом было что-то сократовское. А из-под нависших надбровных дуг смотрели … умные, серые, проницательные глаза», – писал о нем Оболенский (С. 365).

Павел Николаевич Милюков – лидер партии кадетов, предстал перед Оболенским в 1902 г. как «человек лет сорока в золотых очках, с редкой желтоватой бородкой и умными глазами под шишковатым лбом» (С. 234).

Общей характеристикой подавляющего большинства лидеров российского либерализма начала ХХ в. был энциклопедизм. В воспоминаниях Оболенский отмечал, что почти не встречал людей такого широкого энциклопедического образования, как Петр Бернгардович Струве, двигателем духовного развития которого «была ненасытная любознательность» (С. 134). Уже в 20 лет Струве «мог по богатству и глубине мысли равняться с самыми культурными людьми старших поколений» (С. 134-135).

Человеком «блестящего ума, широкого образования» был Петрункевич (С. 360). Федора Измайловича Родичева Оболенский характеризует как одного из наиболее просвещенных людей своего времени (С. 361). Прекрасное образование получил Набоков. Он безукоризненно говорил на иностранных языках, а, окончив университет, стал готовиться к научной карьере, избрав своей специальностью уголовное право (С. 364).

По словам Оболенского, огромными познаниями и недюжинными способностями обладал Милюков. Достаточно сказать, что он походя научился объясняться почти на всех европейских языках, не исключая испанского, шведского, греческого, турецкого, и свободно на них читал (С. 440).

Как известно, обширность познаний во многом зависит от свойств памяти. В превосходной степени современники отзывались о памяти Струве. Оболенский, встретив Струве в эмиграции уже глубоким стариком, отмечал, что «поразительная его память не ослабела от старости» (С. 136). Такой же феноменальной памятью обладал Милюков (С. 440).

Еще одно необходимое условие успешности человека находили у лидеров отечественного либерализма современники – трудолюбие. Оболенский вспоминал, как работал с Шаховским «в какой-то подкомиссии по аграрному вопросу; сошлись в 9 часов утра и не вставая проработали до 2-х. Наконец я почувствовал голод и предложил пойти куда-нибудь позавтракать. Шаховской удивленно посмотрел на меня и сказал: – Да неужели вам это нужно?» (С. 370). «По 24 часа в сутки» мог работать Андрей Иванович Шингарев, который, как указывал Оболенский, своим трудолюбием во многом восполнял нехватку «творческой яркости и оригинальности» (С. 446).

Оболенский особо подчеркивал такое качество идеологов либерализма начала ХХ в. как риторический дар. «Художник слова», «оратор Божьей милостью», «самый талантливый оратор Первой думы» – таких эпитетов удостоился Родичев за свое ораторское искусство (С. 361). Красноречие давалось ему без труда, его лучшими речами были те, которые он даже не успевал обдумать, когда он выходил на трибуну, движимый внезапно охватившим его чувством, не зная наверное – что именно скажет, когда творил свою яркую красочную речь во время ее произнесения. «…По мере развития речи, все громче и громче звучал его богатырский голос, отрывочные фразы загорались огнем страсти, били как молотом врагов, воодушевляли единомышленников. Пламенная вера в лучшее будущее, гимн правде и свободе, благородное негодование и сарказм, – все это в художественной форме и в неожиданно блестящих образах». Родичев совершенно завладевал аудиторией, которая сливалась с ним в порывах его чувства (С. 361).

Иного рода ораторами были Василий Алексеевич Маклаков, Максим Максимович Ковалевский, Петрункевич, Винавер покорявшие слушателей не метафоричностью, а стройностью, логичностью, размеренностью речей. Выступления Петрункевича «были классическим образцом красноречия: очень содержательные, построенные из безукоризненно правильных фраз, без лишнего крикливого пафоса, но с подъемом настроения в определенных местах с легким переходом от бичующего сарказма к неподдельному негодованию, но всегда корректные по отношению к противнику, без резких и грубых слов» (С. 360). Речи Винавера были «блестящи по форме и насыщены содержанием. Все в них было четко, выпукло и убедительно». Благодаря умению затушевывать слабые стороны защищаемого им положения, логичности и стройности речи он мог блестяще доказать «наименее доказуемое» (С. 366).

Академизмом, фундаментальностью отличались речи Ковалевского. В Государственной думе и Государственном совете он выступал с речами, напоминавшими лекции по государственному праву. Его солидная, грузная фигура и авторитетный профессорский тон импонировали слушателям (С. 377).

Весьма своеобразным «экземпляром» оратора представляется Кокошкин. Его выступления, «лишенные цветов красноречия, но полные аргументов и ссылок на научные авторитеты и опыт практики, не только импонировали своей убедительностью, но увлекали особой красотой логических построений, искренностью тона и убежденностью самого оратора» (С. 367). Эти достоинства нивелировали потрясающее косноязычие оратора. Как вспоминал Оболенский, Кокошкин «не мог правильно произносить почти ни одной согласной буквы: не только картавил на "р", совсем не произносил "л", но вместо "с" говорил "ш", вместо "г" - "д", вместо "к" - "т"» (С. 367). Тем не менее, Кокошкин считался одним из лучших русских ораторов. Подобного рода нонсенс являл собой и Петр Александрович Гейден, очень сильно заикавшийся, но заставлявший слушателей забывать об этом благодаря содержанию своих речей, блестевших тонкой язвительностью и всегда корректным, хотя и убийственным для противника юмором (С. 380).

Важнейшей личностной характеристикой является отношение человека к окружающим. В этом плане лидеры либерализма предстают как люди интеллигентные, уважительно относившиеся к тем, кто находился с ними рядом, никогда не стремившиеся продемонстрировать свое превосходство (по происхождению, интеллектуальное и т.д.). Эта манера поведения была привита абсолютному большинству либералов высококультурной средой, в которой прошли их детские и юношеские годы.

Вместе с тем, в манере общаться у либералов проявлялись некоторые личностные особенности. Так, Кокошкин зарекомендовал себя «совершенно обаятельным человеком… простым, добродушным сердечным» (С. 368). Ковалевский имел репутацию человека, всегда излучавшего «неисчерпаемое добродушие и жизнерадостность» (С. 377). Шингарев был чрезвычайно добрым и отзывчивым человеком, готовым всегда помочь всякому, кто к нему обращался (С. 447).

А вот манера общаться у Петрункевича, Набокова, Шаховского, Муромцева, Струве была более сдержанной, что иногда приводило к обвинениям их в равнодушии и холодности к окружающим. Надменность Набокова, как понял Оболенский, ближе познакомившись с ним уже в эмиграции, «была отчасти внешней формой, прикрывавшей свойственную ему замкнутость, отчасти же вытекала из глубокой эстетичности его натуры, которой органически противна была человеческая пошлость», иными словами, являлась своеобразной защитной реакцией (С. 365).

Петрункевич в личных отношениях был прост и джентельменски любезен, но чрезвычайно сдержан. Не любил излишней фамильярности, а люди, ему неприятные, всегда ощущали холодность с его стороны и побаивались его корректной язвительности (С. 360).

Что же касается Милюкова, то современники практически единодушны в оценке его как человека корректного, умевшего слушать других, но все-таки «холодно равнодушного» к окружающим и даже не пытавшегося скрыть этот свой эмоциональный недостаток за внешней любезностью. Оболенского поразила встреча с Милюковым в эмиграции, когда после двух лет, на протяжении которых они не виделись, Милюков встретил Оболенского, будто они расстались вчера, сухо протянул руку, сказал «Здравствуйте» и стал разговаривать на темы дня (С. 443).

Идеологи либерализма начала ХХ в. оставили о себе память как люди с достаточно высоким нравственным цензом. Современники отмечали присущие им искренность, честность, бескорыстие. В частности, Оболенский писал о Шаховском, что он импонировал «как политическим друзьям, так и противникам исключительной честностью своих убеждений, полным бескорыстием и искренностью. Он ни к кому не подлаживался, иногда бывал резок и умел говорить правду в глаза»; о Петрункевиче: для его «рыцарски-благородной натуры» была неприемлема человеческая подлость и фальшь, о Шингареве – человек «безукоризненной честности и высокой морали», о Струве – готов «отстаивать свои убеждения и верования даже вопреки собственным интересам» (С. 369, 361, 445, 133).

Некоторым либералам не чуждо было честолюбие и даже тщеславие. По мнению Оболенского, «исключительно тщеславен» был Винавер, и этого не могли скрыть ни его природный ум, ни естественная тактичность. И порой сложно было понять, является ли его отзывчивость и обходительность потребностью души, или лишь приемом для приобретения популярности (С. 366). Как указывал Оболенский, честолюбивым человеком был Струве. Но его честолюбие носило своеобразный характер, ибо выражалось в стремлении к оригинальности и парадоксальности, к отходу от «трафаретно мыслящей толпы». Идя против господствующих течений с нарочитою резкостью, он возвышал себя над толпой, находя в этом удовлетворение своему честолюбию (С. 135).

Важным личностным качеством большинства либеральных идеологов была стойкость в преодолении трудностей различного рода: физических, материальных, моральных. Так, Кокошкин, болея туберкулезом, сопровождавшимся частым подъемом температуры и кровохарканьем, всегда был жизнерадостно настроен и работал значительно больше среднего здорового человека (С. 368).

Большинство либералов имели и ценили свой семейный очаг. Как вспоминал Оболенский, Родичев в эмиграции «тихо жил в Лозанне со своей маленькой старушкой-женой, с которой до самой смерти его связывала дружба и любовь. Умерли они почти одновременно» (С. 362). Прекрасным семьянином был Шингарев, имевший пятерых детей (С. 447).

Из воспоминаний современников можно получить представление и о достаточно интимных характеристиках либеральных идеологов, в частности, об отношении к женщинам и любви как таковой.

В молодости, да и в зрелые годы некоторые либералы имели репутацию сердцеедов. Например, Ковалевский, был богат, любил хорошие яства и пития, не прочь был поухаживать за красивыми дамами (С. 377). «Блестящий светский» Стахович – «любитель шумных кутежей с цыганами, …с молодых лет и до старости был неотразим для женщин и разбивал на своем победном пути немало женских сердец» (С. 378).

Безусловно, Оболенский не представил исчерпывающих личностных характеристик идеологов либерализма начала ХХ в., это лишь штрихи к их портретам, причем достаточно субъективные. Однако и предложенные «штрихи к портретам» позволяют говорить о том, что каждый из либеральных идеологов был яркой индивидуальностью, цельной и своеобразной натурой.

Список литературы

1. Оболенский В.А. Моя жизнь. Мои современники. Paris, 1988. В тексте в круглых скобках даны указания на страницы данного издания.

Код для цитирования: Скопировать