Использование кремации на этой территории зафиксировано неравномерно. В значительной степени обряд сожжения был распространен на просторах Казахстана и Верхней Оби, для южной Сибири он был крайне редок. Исключительные случаи кремации были зафиксированы на таких крупных могильниках, как Сухое озеро I, Орак, Усть-Ерба, Подкунинский Улус. Такая редкость использования обряда кремации в южносибирских могильниках андроновской эпохи свидетельствует о том, что сожжение не было рядовым для минусинского региона и применялось к людям, занимавшим значительное общественное положение в своей среде. Следует обратить внимание на тот факт, что использование кремации в основном было характерно для андроновского населения, проживавшего в лесостепных районах юга Западной Сибири (Хлобыстина 1973: 53-55). Таким образом, если на территории западной части андроновской общности трупосожжение выделялось в качестве отличительной черты погребального обряда (Косарев 1981: 117), то в восточной части оно не стало господствующим и встречалось значительно реже.
Опираясь на локальные и универсальные особенности совершения обряда кремации, можно реконструировать его следующим образом.
Чаще всего кремированные останки располагались в могиле в виде компактной груды кальцинированных костей, которая размещалась в центре или в восточной части погребальной камеры. Условия, при которых проходил процесс кремирования, вероятнее всего, были очень схожи, о чем свидетельствует характер кремированных останков. Большинство костей из погребений с трупосожжением имеют характерный бело-серый цвет снаружи и серый или пепельный внутри. Их внешняя поверхность покрыта мелкими трещинами, поверхность равномерно обожжена (Кирюшин, Папин, Позднякова, Шамшин 2003: 65).
После сжигания тела умершего кости иногда выбирались из прочей массы. На памятниках, расположенных в Кулундинской степи (Рублёво-VIII) в могилах с кремацией угли встречаются редко (Кирюшин, Папин, Позднякова, Шамшин 2003: 64). Наиболее частыми находками являются груды кальцинированных костей (иногда вместе с ними находился сосуд). На территории Гилёвского археологического микрорайона (могильник Чекановский Лог-10) напротив следы огня в виде углей встречаются в каждом захоронении, совершенном по обряду трупосожжения (Демин, Ситников 2007: 53). Такое расхождение в деталях обряда позволяет сделать вывод о том, что отделение костей от продуктов горения не было обязательным элементом процесса трупосожжения.
Вероятно, тело самого покойного «федоровцы» сжигали без одежды, так как в противном случае среди кремированных останков должны были бы сохраниться расплавившиеся остатки металлических украшений, нашитых на одежду (Сотникова 2003: 183). Однако это не исключает того факта, что одежда могла быть полностью органической.
Размеры могильной ямы в разных случаях могли достигать размеров захоронений взрослых андроновцев, совершенных по обряду ингумации. Существует несколько вариантов объяснения непропорционально больших размеров федоровских погребальных камер по сравнению с площадью, занимаемой в них кремированными останками. Один из них был предложен М.П. Грязновым. Он предположил, что в могилу кроме пепла погребали какое-то подобие умершего, сшитое из мягких материалов и одетое в одежды покойного. Этим можно объяснить и то, что находимые в погребениях украшения не имели следов пребывания в огне. Ориентация захоронений с трупосожжением соответствует правилам погребального обряда. Если ритуальная посуда располагалась в восточной части могилы и её ставили у головы покойного, то соответственно можно говорить о восточной ориентировке погребения (Грязнов 1970: 37).
Эта версия получила широкое распространение и за пределами Западной Сибири. Э.Б. Вадецкая предположила, что умерших одевали в подлинную одежду покойного, таким образом стремясь придать кукле сходство с покойником, подчеркивая его индивидуальные черты (Вадецкая 1985: 36–38; 1986: 134). Андроновцы могли собирать кремированные кости в мешочек, но помещать его не в куклу, а заворачивать в одежду умершего, расшитую бусами, бляшками и пронизками (Сотникова 2003: 179).
Развивая эту точку зрения, можно прийти к выводу, что захоронение так называемой «куклы» производилось по всем канонам и правилам, которые действовали при совершении обряда ингумации.
Трупосожжение могло находиться в одном погребении с ингумацией. Такое сочетание двух совершенно разных способов обращения с умершими является весьма редким для погребального обряда андроновцев, населявших юг Западной Сибири. На территории Барабинской лесостепи такое захоронение было зафиксировано один раз на памятнике Абрамово-4 (Молодин 1985: 109). На территории лесостепного Алтая известны случаи подобного сочетания на памятниках Фирсово-XIV и Чекановский Лог-10. В первом был обнаружен скелет мужчины и кальцинированные кости, которые, судя по набору украшений, принадлежали женщине (Шамшин, Ченских 1997: 52). Во втором было зафиксировано парное захоронение мужчины и женщины, совершенное по обряду кремации и ингумации соответственно, к кремированному, вероятно, относился и найденный сосуд (Демин, Ситников 2007: 31-32). Наиболее распространенным такой вид погребения был на территории Северного и Центрального Казахстана, однако эта территория не входит в границы обозначенных территориальных рамок. М.Д. Хлобыстина отнесла этот вид захоронений к особому типу, который обозначила как «биритуальные» (Хлобыстина 1976: 8). В.И. Молодин поддержал её в том, что выделение таких комбинированных погребений в отдельную группу совершенно справедливо. Однако термин «биритуальных» обрядов он посчитал неверным, подчеркнув, что это не два обряда, а один, причина которого еще не выяснена (Молодин 1985: 109).
Таким образом, проведенная реконструкция обряда кремации позволяет сделать вывод о том, что это довольно сложный во всех отношениях процесс с определенной последовательность совершения и мировоззренческой нагрузкой.
Литература:
Вадецкая Э.Б. 1986. Археологические памятники в степях Среднего Енисея. Л.: Наука.
Вадецкая Э.Б. 1985. Мумии и куклы в погребальной обрядности народов Западной и Южной Сибири // Мировоззрение народов Западной Сибири по археологическим и этнографическим данным. Томск: 36-38.
Грязнов М.П. 1970. Пастушеские племена Средней Азии в эпоху развитой и поздней бронзы // КСИА. Вып. 122: 37-43.
Демин М.А., Ситников С.М. 2007. Материалы Гилевской археологической экспедиции: Ч.1. Барнаул: Изд-во БГПУ.
Добровольская М.В. 2010. К методике изучения материалов кремации // КСИА. Вып. 224: 85-97.
Кирюшин Ю.Ф., Папин Д.В, Позднякова О.А., Шамшин А.Б. 2003. Погребальный обряд древнего населения Кулундинской степи в эпоху бронзы // Аридная зона юна Западной Сибири в эпоху бронзы. Барнаул: 62-85.
Косарев М.Ф. 1981. Бронзовый век Западной Сибири. М.: Наука,
Мэри Бойс. 1987. Зороастрийцы: обычаи и верования. М.: Наука.
Молодин В.И. 1985. Бараба в эпоху бронзы. Новосибирск: Наука.
Сотникова С.В. 2003. Андроновский (фёдоровский) обряд кремации: к реконструкции ритуала // Исторический опыт хозяйственного освоения Западной Сибири: сборник научных трудов. Барнаул: 178-184.
Хлобыстина М.Д. 1973. Некоторые особенности андроновской культуры Минусинских степей // СА. №4: 50-61.
Шамшин А.Б., О.А. Ченских. 1997. К вопросу о социальной дифференциации андроновского общества лесостепного Алтая (по материалам могильника Фирсово XIV) // Социально-экономические структуры древних обществ Западной Сибири. Барнаул: 52–56.