ПРОСТРАНСТВО ОКРУЖЕНИЯ И КРУГОЗОРА ГЕРОЕВ В РАССКАЗЕ И. А. БУНИНА «ЧАША ЖИЗНИ» - Студенческий научный форум

V Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2013

ПРОСТРАНСТВО ОКРУЖЕНИЯ И КРУГОЗОРА ГЕРОЕВ В РАССКАЗЕ И. А. БУНИНА «ЧАША ЖИЗНИ»

Королева Е.Ю. 1
1ФГБОУ ВПО «Ульяновский государственный педагогический университет имени И.Н. Ульянова»
 Комментарии
Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF
По словам самого И.А. Бунина, на причину выбора пространственного поля рассказа оказало влияние впечатление от улицы провинциального г. Ефремова: «Представь песчаную широкую улицу, на полугорье мещанские дома, жара, томление и безнадёжность…» [1: 203].

Местом действия в рассказе является уездный город Стрелецк. Хронотоп такого «провинциального городка» М.М. Бахтин называет местом циклического бытового времени, где нет событий, а есть только повторяющиеся «бывания», где время лишено поступательного исторического хода и движется по узким кругам: круг дня, круг недели, месяца, круг всей жизни, где «день никогда не день, год не год, жизнь не жизнь» [2: 493]. Действительно, настоящая жизнь героев рассказа показана лишь в первой главе, служащей экспозицией, это события тридцатилетней давности. Все остальные прожитые ими годы крутятся вокруг «того лета», оно становится в рассказе своеобразной точкой времяисчисления. Условно круг всей жизни героев может свестись к одному году, т.к. все последующие главы описывают некоторые события в жизни главных героев на 31 году жизни «после того лета». Но и это скорее даже не события, а, согласимся с Мальцевым, вырванные наугад (потому что все одинаково «бессмысленны» и трагичны) «отдельные куски», в провалах между которыми исчезает бег времени [1: 133].

И. Бунин принадлежит к тому типу художников, для которых, по Бахтину, исключительное значение имеет зримость изображения [3], когда всё важное и существенное в произведении должно быть видимо, все абстрактные понятия, размышления, чувства в нём должны быть объединены вокруг «видящего глаза». При этом за всяким статическим разнообразием должна проглядываться разновременность. Таким образом, художественное пространство произведений должно быть насыщенно, пронизано временем, которое раскрывает становление, развитие, угасание этого пространства... В «Чаше жизни» И.А. Бунина мы наблюдаем такое выражение времени через пространство.

Замирание времени даётся в лексической характеристики предметно-вещного мира рассказа. Например, такие детали во внешнем облике героев как: «немодные» панталоны Селихова, «старомодные» поклоны Горизонтова, «старушечье платье, старушечьи туфли» Александры – обращают внимание на несовременность героев, на прочную связь их сознания с прошлым. О торможении времени свидетельствует и звуковое пространство рассказа: «неторопливый и прилежный скрип гусиного пера», «мерный стук часов» под который Селихов «мерно ходил из комнаты в комнату»…

Сам г. Стрелецк – это «полустепной городишко» с «неуклюжим собором», «нищетой», «пыльными» улицами. Примечательно, что вокзал – своеобразный порог, место жизненного перелома, откуда люди могут начать свой новый путь, находится где-то «за городом, под горой», что подчёркивает замкнутость окружающего пространства. Об этом же свидетельствует и то, что Стрелецк живёт по своим раз и навсегда установленным, неизменным представлениям. Горожане не терпят «пришлых», даже временных, которые могут развлечь их (люди, вообразив, что серб и обезьяна воры, бьют бродяг); смеются над Горизонтовым, который, вернувшись в родной город, ведёт себя не так, как все. Обычным явлением в Стрелецке считается пропажа цветных открыток. Видимо, это единственная возможность для жителей увидеть чужой мир, неведомый, незнакомый им. В Стрелецке «заветнейшее желание каждого чиновника, каждого мещанина, каждого сапожника» было «иметь дом, свой, собственный… И все имели дома, и все переводили их на жён: чуть не весь Стрелецк принадлежал женщинам. Одна Алексанра Васильевна лила слёзы бесплодно» [4: 209]. Мечта Александры тоже оказывается в пределах этих общих воззрений.

Представление о пространстве окружения создают его одорические и цветовые характеристики. Как то: запах нафталина в доме Селиховых ассоциируется с неподвижностью, затхлостью…Сам город изображен в тёмных или тускло-серых, безжизненных и безрадостных тонах: «темнеющие» улицы, «тёмный» дом о.Кира, «тусклые фонари», которые сразу меркнут и т.д. Даже речка в Стрелецке «мутная, мелкая» (219). Серый цвет, характерен и для пыли, которая в городе повсюду, что тоже указывает на неподвижность, неизменяемость данного пространства.

Пространственным центром жизни Стрелецка, как это ни парадоксально, является кладбищенская роща. В традиционном понимании кладбище – это сакральное пространство, предназначенное для мертвых, но в Стрелецке кладбищенская роща превратилось в пространство жизни, она как была, так и осталась спустя тридцать лет единственным местом в окрестностях города, где происходят события: там гуляют, делают предложения о замужестве, охотятся, хоронят... Кладбищенский пейзаж всегда живой, яркий: белые облака, зеленеющая роща, шум грачей – в противовес серости, закостенелости города он демонстрирует торжество жизни. Также стоит обратиться к трактовке русского кладбища философом А.В. Демичевым. Он пишет: «Кладбище – особое архетипическое пространство жизни человеческой… Мы живем в пространстве кладбища, распределения кладов, укладов. Мы – сами в себе кладбище, кладбище исчерпанных и неисчерпанных или даже не рожденных смыслов, затей и поделок…» [5]. Получается, что при любых обстоятельствах, в любом месте каждый человек обладает определённым потенциалом, который он может использовать для жизни, а может просто его похоронить внутри себя, как и сделали герои рассказа…

Дом – важнейшее бытовое пространство рассказа», которое частично является вещественным выражением “кругозора” героя.

Дом Иорданского, белёный мелом, далеко был виден по улице. У него единственного в городе был подъезд, а не калитка; лишь у него во дворе, в отличие от других, росли молодые тополя, чьи верхушки пусть бледно, но зеленели. Описание дома о.Кира подчёркивает необычность его личности, он, действительно, выделялся в городе своим «умом, строгостью и ученостью» (202). И хоть «долго был силен и красив о.Кир» (204) , но и он со временем ослабел в Стрелецке.

Селихов, соперничая с о. Киром, вслед за ним купил дом по соседству, в два раза больше: «Дом попался ему удивительный. На дворе в морозном пару краснело солнце – в доме было тепло. На дворе палил летний зной – в доме было прохладно…» (203). Но те факты, что: зимние рамы на окнах никогда не вынимаются, мебель не распаковывается из чехлов – свидетельствует о неблагополучии жизни в этом доме. Поскольку дом выполняет и чисто служебную функцию – место работы хозяина (он ростовщик), он заполнен отнюдь не домашними вещами:железный несгораемый шкап с большими железными шишками на скрепах, похожими на большие глаза, драгоценные вещи на железных красных полочках в шкапу и т.п. Будучи местом жительства и Александры, он не является её домом, ей остаётся только мечтать о «собственном угле», сидя в спаленке окнами во двор.

В традиционном понимании дом – это особое пространство, место защищенной жизни, но дом в художественном пространстве рассказа всего лишь жилище, а в чем-то и антидом. А также он выполняет функцию отграниченности в уже замкнутом пространстве города, реализуя тем самым двойную замкнутость: Селихов почти никогда не выходил на улицу, а гости (одни и те же несколько человек, связанных с профессией) бывали у него лишь несколько раз в год, Иорданский же вовсе к себе никогда никого не приглашал.

Говоря о пространстве кругозора главных героев, отметим общее – это наличие в каждом элементов, свидетельствующих о распаде личности.

Иорданский, когда-то подававший большие надежды, вызывавший влюблённость у гимназисток, имевший уважение горожан, в попытках найти забытье во хмелю, становится пьяницей… Он оправдывает это «своим умом и тем, что живёт он в Стрелецке» (204), но это не избавляет его от гибели. В конце рассказа мы видим его слабым и страшным: «Лежал в своем темном доме уже давно не встающий с постели, седовласый, распухший, с запавшими глазами о. Кир» (221).

«Губернский франт» Селихов стал ростовщиком. С каждым разом он всё небрежнее осматривает приносимые вещи, ведь «всему цену знал он теперь!» (203) – иронизирует автор, а главному не знал: он перестал разговаривать со своей женой, выходить из дома. Отсутствие окружения приводит его к сумасшествию.

Лишь Горизонтов, казалось бы, не испытывает внешнего разрушения, но его философия делает его ограниченным, значительно сужая его представление о мире, смысле жизни. Он единственный из героев, кто выходит за пределы пространства провинциального Стрелецка, но даже возможность выхода не изменяет его жизнь, цель и образ которой для него в любом из географических пространств одинакова: «долголетие и наслаждение им» (212).

У Селихова, Иорданского, Горизонтова «кругозор» определяется мелким существованием по инерции, гордыней, обидой, злостью, неспособностью к развитию.

Более всего внимателен автор к героине рассказа, бездумно загубившей свою и чужие судьбы. Он, казалось бы, полагает возможным какие-то изменения в её судьбе после смерти мужа. Приход весны и колокольный звон служат предвестником радостных перемен, обновлений. И несмотря на то, что Александра, как указывает автор, находится в состоянии усталости, душевной опустошённости, в ней всё же теплится «чувство горькой весенней нежности к кому-то – не то к себе, не то к о. Киру, не то к Селихову» (215).Юродивый Яша при последней встрече называет героиню «Афродита Розоперстая». Соединение ассоциаций с богиней любви и богиней утренней зори [6: 618]напоминает об утре жизни Александры, влюблённости, затем ожидании любовного счастья, а в результате, так и нереализованной радости любви. Видимо, это живущее в её душе чувство нерастраченной любви и есть та «капля мёда в чаше её жизни» (217), которая помогает ей восстановиться после приступа. Подсознательное движение души героини выявляет и странный сон, где ей снится утеха. Он приводит к перелому во внутренней жизни Александры: «не выходит из её души нежность к о.Киру» (217), теперь она готова отдать всю жизнь за одно только свидание с ним. Спустя месяц, одев новое, специально сшитое платье (до этого момента она одевалась «по-старушечьи»), яркие украшения, впервые в жизни предприняв решительный шаг навстречу своей мечте, героиняпоехала на извозчике к вокзалу увидеть о. Кира, но вернулась мёртвой, её задавили в толпе. Смерть героини случайна (как все основные события её жизни), неожиданна и закономерна. Дорога к изменению жизни (дорога к вокзалу) не стала и не могла стать для неё путём возрождения.

Юродивый в результате наблюдений подводит итог призрачной жизни героев: они есть «четыре щепочки, связанные лычком». Напрашивается обращение к славянской народной культуре, к известному фразеологизму: «их сам черт лычком вязал» [7], что подчёркиваеттрагедийный характер этой связи, во многом определившей судьбу героев.

Таким образом, основными характеристиками пространства окружения героев являются его замкнутость и отграниченность. Сначала провинциальный «городишко», а затем – домашнее окружение являются двумя концентрическими кругами, которые создают пространственную замкнутость кругозора героев, отсюда и их несостоятельность что-то изменить в своей жизни.

Литература

1.Цит. по: Мальцев Ю.В. Иван Бунин, 1870-1953. М., 1994.

2.Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Собр. соч.Т. 3: Теория романа (1930—1961 гг.). М.: Языки славянских культур, 2012.

3. М. Бахтин Роман воспитания и его значение в истории реализма.

Время и пространство в произведениях Гёте / Эстетика словесного творчества. 1986, с.216-250.

4. Бунин И.А. Чаша жизни. // И.А. Бунин. Собр. соч. в 9 т.Т.4 // под ред. А.Т. Твардовского и др. Художественная литература. М., 1966. (В дальнейшем цитаты даются в тексте по этому изданию с указанием страниц в круглых скобках)

5. Демичев А.В. Русское кладбище: опыт идентификации.Фигуры Танатоса. // Философский альманах. Шестой выпуск. СПб., 2001. URL: http://anthropology.ru/ru/texts/demich/rusklad.html (31.01.2013)

6. Розоперстая – постоянный эпитет для характеристики богини утренней зори Эос. Мифологический словарь / гл. ред. Е.М. Мелетинский. М. «Советская энциклопедия».1990.

7. Толковый словарь Даля. URL: http://slovari.yandex.ru/~книги/Толковый словарь Даля /ЛЫКО/ (02.02.2013)

Просмотров работы: 3969