X Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2018

 психологических школах существует множество теорий того, как возникает психика, как человек становится субъектом. Именно теорий, а не основополагающих законов, так как данная наука оперируют терминами возможность которых ограничивается функцией описательной. Не просто разобраться среди ментальных нагромождений и отыскать тот путь, который приближает к искомому смыслу. Когда речь заходит о таком сложной системе как человек, маяками должна служить клиника, практический опыт, ибо академическая среда с многочисленными учебниками, экспериментами, опросами и книгами хоть и могут ввести в поле дискурса проблематики, но также отчуждают исследователя от главной задачи, порой слишком сильно. Однако, данное утверждение касается лишь основной темы этой статьи. Вот почему в данной работе решено отказаться от психологических направлений в пользу психоанализа и структурной лингвистики. Вопреки расхожему мнению, психоанализ не является психологией, её ответвлением или разновидностью. Это отдельная отрасль знания, скорее являющая собой этику отношений и дисциплину, нежели науку в её привычном смысле. Психоанализ классический это, преимущественно, работы двух людей – З. Фрейда и Жака Лакана. Такие известные авторы как Анна Фрейд, Мелани Кляйн, Д. Винникотт и другие хоть и пользовались наработками Фрейда, но все же слишком далеко отошли от изначальных основополагающих принципов на которых строится психоанализ. Чтобы в этом убедиться, достаточно сравнить работы Фрейда-Лакана с любыми трудами у вышеперечисленных авторов. Именно клинический опыт классического психоанализа позволит обратить внимание на суть проблематики выдвигаемой в данной статье, а именно роли языка как основополагающего феномена в создании субъекта и тому, какое внимание этому уделяется. Однако, прежде чем переходить к работам психоаналитиков, следует начать с классической структурной лингвистики. Вместе они смогут стать подспорьем для ключевой задачи – показать то, как язык рождает субъекта. Язык — это то, благодаря чему люди могут сообщаться друг с другом через некое общее согласование. Множество наук изучают язык, в их числе лингвистика, филология, или же более отстраненные – этимология. Сюда же смело можно отнести тонкости языка народного, т.е. русский, немецкий, английский. Важно и то, что язык этнический и язык как явление это не одно и тоже. Языковое проявление настолько сложное, что в целях изучения его дробят на отдельные уровни и единицы разделов языкознания: фонетика, синтаксис, морфология, лексикология. Однако язык, в первую очередь, средство коммуникации и выражения, то место, где речевой акт в сумме с желанием себя реализовывает. В данной статье речь пойдет о языке как о той фундаментальной основе, которая делает человека тем, кем его представляют – разумным, а значит говорящим. Поэтому, необходимо ввести в обиход несколько базовых терминов обратившись к работам швейцарского лингвиста Фердинанда Де Соссюра. Он выделяет langage – речевую деятельность, langue – язык, parole – речь. Согласно Фердинанду, язык – это система знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и акустического образа. Он же дает понять, что язык важнейшее средство общения. Речь – индивидуальный акт воли и понимания. Речевой акт – индивидуальное и каждый раз новое употребление языка как средства общения различных индивидов. Однако, лингвистические изыскания Фердинанда не приведут к желаемой полноте мысли. За этой целью следует обратиться к работам французского психоаналитика Жака Лакана, уделившего этим понятием должное внимание. Благодаря его работам, высказанные мысли Соссюра становятся более ценными. Известно, что Лакан считается той фигурой, которая обогатила и переосмыслила психоанализ Фрейда дополнив его где нужно. Одним из таких дополнений является созданная им топика Воображаемое-Символическое-Реальное (далее ВСР). Так же, он позаимствовал у Соссюра термины означающее и означаемое подогнав их под психоаналитическую концепцию. Воображаемое – то, что представляется, воображается, думается субъектом, в том числе не осознанно. Это образы, фантазии, мысли, галлюцинаторные переживания. Именно из-за этого регистра читая предложение мы представляем себе что-то: мимолетные, размытые или конкретные образы – это и есть Воображаемое. Символическое же та структура, которая сковывает эти представляемые образы Законом [Лапланш Ж, Понталис Ж.-Б // Словарь по психоанализу. М., 2016. С. 466.], дает им конкретику и позволяет языку быть языком, общим соглашением. Символическое имеет тесную связь со словом (символ, знак) и языком, но им не равно и представляется в нем в виде означающих. Символическое это не только поле, но и порядок, который определяет значение и возникает со временем. Реальное же, которое в данной статье играет наименьшую роль, это то, до чего язык и означивание у субъекта дотянуться не могут: момент засыпания, провала в сон, который не запоминается, потому что субъект не присутствует в данный момент. Всякому, кто хоть раз катался на больших и жутких аттракционах знакома та ситуация, когда кроме эмоций нет ничего, хотя даже эмоции становятся таковыми только после последующих мгновений осмысления. Момент отсутствия перед этим мгновениями т.е. то, что не успело или не смогло прописаться в психике относится к Реальному. Это три регистра, в которых субъект находится и живет. Три психических поля пересеченных между собой, плавно перетекающих друг в друга. Однако, они носят описательный характер, не подразумевающий наличие психических или органических очагов, наличествующих "где-то там". Для наглядной иллюстрации обратимся к толкованию сна одной из пациенток З. Фрейда в его работе "Толкование сновидений". Вот другое невинное сновидение той же пациентки, которое является в некотором отношении противоположностью первому: Ее муж спрашивает: "Не отдать ли настроить рояль?" - Она отвечает: "Не стоит, все равно его нужно заново исправить". Сновидение представляет собою опять-таки происшествие предыдущего дня. Муж действительно спрашивал ее об этом, и она ему приблизительно так же ответила. Но сновидение имеет все же скрытое значение. Она хотя и рассказывает о рояле, что это отвратительный ящик, который дает скверный тон (рояль этот был у мужа до свадьбы) и так далее, но ключ к толкованию находится все же не в этом, а в ее словах: "Не стоит". (Замена противоположностью, как выяснилось после толкования). Слова ее объясняются ее вчерашним визитом к подруге. Там ее попросили снять жакет, но она отказалась и сказала: "Не стоит, мне все равно нужно сейчас уйти". При этом рассказе я вспоминаю, что она вчера во время аналитической работы неожиданно схватилась за жакет, у которого расстегнулась пуговица; этим она как будто хотела сказать: "Пожалуйста, не смотрите, не стоит". Таким образом ящик (Kasten) превращается в грудную клетку (Brustkasten), и толкование сновидения ведет непосредственно к периоду ее физического развития, когда она начала быть недовольной формами своего тела. Это сновидение приводит нас также к прошлому, если мы обратим внимание на элементы "отвратительный" и "плохой тон" и вспомним о том, как часто маленькие полушария женского тела занимают место больших полушарий - как их противоположность и как замещающий их элемент – в намеке и в сновидении. Здесь видно, чем является символическое и воображаемое на практике. На основе слова Kasten (ящик) разыгрывается целая фантазия образовывающая сновидение, цепляясь за тот душевный дискомфорт пациентки, который отражается однокоренным словом Brustkasten (грудная клетка). Во сне ящик представляется роялем с "плохим тоном", который нужно заново исправить и он же, в следствии цензуры, играет роль груди пациентки. Отметим и роль символического в словосочетании "не стоит", которое является словно бы центральной лингвистической точкой. Именно эта часть символического, цепь означающих в совокупности с желанием, а не сами слова создают условия сна, отображающего актуальные душевные переживания. Сон может показаться неполноценным душевным актом в сравнении с бодрствующим мышлением, а оперирование им в статье и вовсе кто-то сочтет спекулятивным, однако продолжительная клиника психоанализа убеждает в обратном. Именно сон благодаря своей специфики наглядно демонстрирует проблемы анализанта и оказывает помощь в разрешении симптома. Для большего количества наглядных примеров пользы толкования сна читатель может обратиться к знаменитым случаям из практики З. Фрейда (случай Доры и маленького Ганса), а также полноценно ознакомиться с "Толкованием сновидений". ВСР формируется постепенно с момента рождения ребёнка. По началу преимущественно лишь Воображаемое (галлюцинаторные переживания младенца), однако позже, с помощью матери или опекуна малыш начинает выстраивать Символическое, посредством ключевого факта – языка со стороны другого. Человек с момента рождения погружен в язык, он словно иностранец, попавший в чужую страну и не понимающий ни слова. Его научают обозначению людей, вещей и ситуаций для того, чтобы он начинал понимать больше и мог сказать то, что хочет (цели меняются сообразно родительской стороне). Это говорит нам, что символическая структура все равно одновременно проступает вместе с Воображаемой. Здесь же самое время указать на то, чем является язык вообще. Лакан заимствует у Соссюра понятия означаемого и означающего подстраивая их под психоаналитическую концепцию. Согласно Лакану, означаемое это предмет реального, то, что пытается быть означено. Означающее же это символ-слово (в работах Фрейда), которое что-то значит для субъекта. Оно же выступает в роли акустического знака. Одно из ключевых открытий заключается в том, что означающее и означаемое связаны совершенно произвольно и само слово не равно тому, что оно пытается обхватить. Например, слово флаг это означающее, а то, на что субъект указывает пальцем, имея ввиду общепринятый значением этого слова предмет, является означаемым. Более того, зачастую речь строится не на отсылке к реальным предметам, а к другим означающим. "Я очень люблю шоколад, мне так нравится его вкус" – совершенно обычное высказывание, которое может быть переформулировано для любого предпочтения. Взяв во внимание вышесказанное отметим, что никакой реальной вещи под "вкусным", "люблю" и "нравится" не существует вовсе. Это аффекты, но само понятие аффект тоже означающее, которое по неволе будет строить такую же цепь означающих. Речь наполняется воображаемым, фантазиии и образы сами приходят в голову при чтении слов потому, что с детства младенца учат языку, иногда буквально показывая пальцем и произнося слово. Этот момент схватывания акустического образа и воображаемого значения и есть момент овладения языком, он же переход от Воображаемого к Символическому. Очевидно и то, что фантазия о чем-то не равна его репрезентации в реальном мире. Как следствие, из вышесказанного делается вывод, что язык фиктивен по своей природе. За словом стоит надуманный образ, ограниченный символическим порядком, фантазматическое значение которых субъект схватывает ещё с младенчества по образу другого. Значение такой привязки легко обнаружить при знакомстве с иностранным языком. "Quelle heure est-il?" может прозвучать чуждо русскоязычному человеку неговорящему на французском, однако же на родном языке вопрос "который час?" немедленно наполнится смыслом. Так происходит именно из-за схватывания привычного акустического образа. Здесь же играет роль другой краеугольный камень психоанализа – бессознательное. Оно, как говорил Фрейд, в первую очередь состоит из мыслей. Вопреки некоторым источникам, бессознательное не является вместилищем агрессивных сексуальных влечений, всего скрытого, не может быть коллективным и т.п. Сам З. Фрейд использует его в качестве прилагательного и существительного. Первый случай это вопрос динамки, второй – топического смысла. Оно обладает рядом свойств, среди которых содержание репрезентированных влечений и того, что не допущено в систему Сознание-Предсознание. В нашем случае бессознательное это то, что тесно связано с лингвистическим порядком симптома человека и его общей организации. Инстанция эта дана не сразу от природы в своей полноте, она формируется со временем на основе переживаемого опыта и вытеснения. К примеру, в случае психоза никакого бессознательного в привычном смысле слова нет, т.к. нет вытеснения в качестве защитной функции. Ключевым фактом к пониманию этой системы является связь между второй топикой Фрейда – Я, Оно и Сверх-Я, где он отмечает, что бессознательное касается всех этих трех инстанций: Я как привилегированного симптома человека; Оно в смысле полюса влечений личности и их содержания; Сверх-Я в роли судьи и цензора, но не как совести в привычном понимании этого слова, а как инстанции с призывом «наслаждайся! [Жак Лакан – Семинары книга 20. Ещё] Таким образом становится заметно, что бессознательное в динамике и топике пересекает все то, что является субъектом играя тем самым самую существенную роль в его формировании и жизни. Всё же, терминологический аппарат Фрейда гораздо сложнее приведённого выше краткого описания инстанций второй топики, сильно ограниченного форматом статьи. Если читателю угодно более глубинно вникнуть в их суть, он может обратиться к «Словарю по психоанализу» за авторством Жана Лапланша и Ж. Понталиса. Демонстрация связи между бессознательным и системой ВСР с их лингвистической организацией доступна нам в случаях работ Фрейда с пациентами. В книге «Фетишизм» (1927) он пишет: "Самым примечательным представляется мне следующий случай: некий молодой человек возвел в свое фетишистское условие какой-то «блеск на носу». Поразительное объяснение этому обнаружилось в том факте, что пациент вырос в английской детской, но затем переехал в Германию, где он почти совершенно забыл свой родной язык. Фетиш, восходящий к ранним этапам детства, следовало читать не по-немецки, а по-английски: «блеск (Glanz) на носу» оказался, собственно, «взглядом на нос» (glance — взгляд), то есть именно нос был фетишем, которому он, впрочем, соизволил затем придать тот особенный глянец, который не в силах были заметить другие". Специфика фетиша этого молодого человека заключена именно в символической структуре на языковой основе. Посредством схватывания означающего glance и рождается такая привязанность. Слово здесь не просто совпадение или якорь, а именно причина фетиша в совокупности с особенностями психосексуальной организации субъекта, которая строится по тому же принципу. Не только фетиш конституируется согласно этим правилам. Эпизоды серьёзных невротических симптомов говорят нам о том же самом. В "заметках об одном случае невроза навязчивости" Фрейд дает успешный разбор одного из таких случаев. Эта работа имеет достаточно большой объем и не состоит из тезисных обозначений, что затрудняет её краткое изложение, но основные высказывания и особенности привести возможно. В угоду необходимости предъявления доказательств для изложенного в начале статьи тезиса о роли языка, читателю предлагается краткий экскурс в историю клинического случая с разъяснительными комментариями. Пациент страдал формой навязчивых представлений и мыслей, среди которых было впечатление от рассказа о пытках с крысами, где он говорит “в этот момент у меня сверкнула идея, что это случилось с человеком, который мне очень дорог”, что вызывало одновременно с этим "санкции" заперта этих фантазий. Далее у него развивается целая навязчивая система на основе путаницы по поводу отдачи денег за полученное пенсне. По мимо этого он заявляет “мысли о смерти моего отца занимали мое сознание с очень ранних лет в течение длительного периода времени и очень подавляли меня”, и постепенно страх становится более навязчивым и ужасающим. Опуская львиную долю особенности сессий отметим ключевой фактор: Фрейд проницательно замечает главное означающее пациента – Ratte, с немецкого языка переводится как крыса. В итоге, все те эпизоды его навязчивых страданий касаются именно этого означающего. В случаях с пыткой в его речи встречается Ratte(сами крысы, что наиболее близко к глав. означающему), а когда дело касается денег за пенсне и замешанного в этом требовании капитана, в добавлении с тревогой к фигуре отца, оно тоже присутствует в немного изменённой форме. Фрейд пишет "Отец, находясь в своей должности неполномочного штабного работника (non-commissioned officer), контролировал небольшую сумму денег и однажды проиграл ее в карты". С немецкого разговорного это называется play-rat, иначе «картежник». Здесь его проблемная навязчивость на почве финансов раскрывается ещё больше. Следует отметить, что та пытка крысами затрагивает анальный эротизм пациента. В ходе лечения было установлено, что пациент некоторое время в детстве страдал глистами. Далее высказывание по тексту: «“преступника привязывали...” - он выражался настолько невнятно, что я не смог немедленно угадать, в каком положении - “... горшок был повернут верхней частью к его ягодицам... туда помещали нескольких крыс... и они...” - он опять прервался, выказывая все признаки ужаса и сопротивления - “... вгрызались в...” - его анус, помог я ему. Таким образом «крысы» приобретают значение финансов. На данную интерпретацию (Фрейд говорит ratten) анализант реагирует словом- ассоциацией Raten (очередной взнос, рассрочка). Далее Фрейд пишет "В своем обсессивном делирии он отчеканил себя в регулярной крысиной валюте. Когда, например, отвечая на его вопрос, я рассказал ему о стоимости часа лечения, он сказал себе (как я узнал шестью месяцами позже), «Насколько много флоринов, настолько много» крыс". Проще говоря, все навязчивые очаги существуют именно там, где этот самый очаг назван или ассоциативно подкреплен ключевым означающим. Именно означающее Ratten является основой всех навязчивых мыслей этого молодого человека, оно формирует его симптом, но представляется не одним из многих, а совершенно особенным для субъекта – главенствующим означающим. Лакан определял под этим термином слово или знак схватываемый ребёнком на стадии эдипа, завершая тем самым организацию символической структуры. В обнаружении нехватки субъект схватывает своё уникальное означающее, которое навсегда перестает быть просто словом и вещью, но становится чем-то большим и, отчасти, удаляется по ту сторону Символического. Нехватка есть пустота, которая обнаруживается в Другом и которой нет места в мире. В результате она образует структуру бытия человека, и глав. означающее либо вытесняется (невроз), отбрасывается (психоз), или смещается (перверсия) рождая объект-причину желания. В работе человека с крысами нашему вниманию представлен случай невроза навязчивости, где проблема кроется в том, что невротик слишком близко подходит к вытесненному глав. означающему, что порождает тревогу призванную помочь уберечься от встречи с ним. Следует оговориться, что симптомы в психоанализе не являются предписаниями к диагнозу и типу людских болезней, а основаны на структуре бытия. Иными словами, невротик не больной человек с диагнозом, а совершенно нормальный, иногда обременённый для самого себя проблемой, как наглядно было представлено выше. Тем самым становится понятно, с позиции психоанализа, что структурирован языковым принципом каждый человек независимо страдает он от симптома или нет. Вышеописанный случай может показаться исключением ввиду характера схожего с болезнью и представляться единичным совпадением стечения обстоятельств. Однако, именно подобный ход работы, десятки лет и успешная практика с излечением анализантов позволили Фрейду, а за ним Лакану выстроить описательную теорию. В ней представлено то, что психоаналитики видели каждый день на протяжении всей своей клинки. Случай «человека с крысами» призван показать читателю каким образом структура языка коренным образом влияет на всю жизнь человека. Самое время вывести из закулис ещё несколько важнейших понятий психоанализа – смещение и сгущение в работах Фрейда, переосмысленные Лаканом как метонимия и метафора. Бессознательное, как мы выяснили, проходит сквозь все инстанции психического аппарата и является одним из ключевых феноменов в организации субъекта. Бессознательное, согласно Лакану, структурировано подобно языку. Иначе говоря, основополагающая инстанция функционирует сообразно структурированию в языковой среде. Таким образом, желание подвержено метонимическому скольжению, симптом же, называемый Фрейдом компромиссом, целесообразно представляется нам как метафора. Здесь же раскрывается феномен всех речевых психологических и психотерапевтических практик. Психоанализ не является исключением и представляет собой «лечение разговором». Так происходит именно из-за особенностей Символической структуры человека. Не само произнесённое слово ведёт к переосмыслению, даже подчас избавлению от тяжелейшего симптома, а его основополагающая взаимосвязь с цепью означающих и того, каким образом они образуют мыслящего субъекта. Одна из пациенток Фрейда, известная нам как Дора, страдала постоянным и долгим кашлем (более полугода) с першением в горле, от которого медики лечили её лекарственными средствами, что не дало исцеляющего эффекта. На сеансе анализа Фрейд смог дойти до причины её истерического симптома, чьи корни произрастали из вытесненных психосексуальных фантазий, после название которых Дора молчаливо переосмысляет симптом, что приводит к его полному исчезновению [Зигмунд Фрейд. "Фрагмент анализа истерии (Дора)" 1905г.]. Тоже самое мы видим при появлении субкультур или иных объединений. Так феминистки, готы, хиппи или другие представители создают свой собственный язык, избавленный от привычных стесняющих символических ограничений. В случае феминизма новое употребления языка позволяет ограничивать проявление патриархальности. Психотик же и вовсе склонен создавать неологизмы нужные, по его мнению, для особого выражения, ибо обычного языка ему мало. Практически каждому, кто наделён слухом, доводилось слышать саму разную реакцию на одно лишь произнесённое слово. Таким образом брань считается некультурной и неуместной, пошлые восклицания иного заставляют испытывать стыд, или целая лекция из одних лишь слов способна научить человека чему-то новому и заставить многое переосмыслить. Если читателю угодно узнать о роли языка больше, он может обратиться к структурной антропологии в работах Клод Леви-Стросса. Психоанализ учит, что причины психических проблем имеют скрытые корни. Это же относится и к повседневной жизни. Лакан справедливо указывает на их символическое происхождение. Все это можно было бы счесть бесполезным теоретическим рассуждением, если бы не более чем столетняя клиника с успешной практикой, случаи из которой были приведены выше. Преимущество также заключается в доступности прочтения изысканий, читатель в свободном доступе найдет несколько клинических случаев подобного рода работы. Это дает новые возможности, среди которых избавления от оков сковывающей академической психологии, разросшейся до промышленных масштабов. Её включение и упрочнение в языковом дискурсе современного человека отчуждает от многих актуальных проблем. Здесь же имеет место переосмысление консультативного приема в психиатрии с целью избавления от абсолютно интуитивного диагностирования. Искушённому читателю известно каким образом некомпетентный психиатр или психотерапевт может поставить такие заболевания, как шизофрения и депрессия. Педагогические подходы тоже, несомненно, можно обогатить с пониманием того, что сам процесс формирования ребёнка строится вхождением им в язык. Психоализ всё же не является абсолютом или панацеей от всего и для всех, скорее напротив представляется редким случаем с особым подходом, особенно для данного профиля. Он имеет строгое отношение лишь к речевой практике, к консультации, а главную роль здесь играет пересмотр собственных ориентиров. Процесс этих переосмыслений, однако, должны быть проделан с величайшей осторожностью. Подводя итоги отметим главные мысли – человек структурирован языком, расщеплен им, именно он представляется полем, на котором строятся человеческие отношения, интеллектуальные особенности, любовь к увлечениям, психические симптомы и многое другое. Здания же эти стоят на символическом порядке означающих, связанных тем, что представляется топиками Фрейда-Лакана. Язык фиктивен и обманчив в своей неспособности охватить полноту того, что пытается выразить, уводя субъекта дальше от первоначального желания. По тому же принципу организовано бессознательное, в следствии чего субъект расщеплен и не равен самому себе. С помощью языка рождается человек мыслящий, желающий, однако существующий на основе его (языка) фиктивности. Но очевидно и то, что языковой феномен не является единственным основополагающим устройством субъекта, особенно для понимания клинической работы. Эти рассуждения и практический опыт позволяют начать переосмысливать те профессиональные отношения, которые подразумевают под собой работу через речь, начиная от рядовой консультации и заканчивая сеансом психотерапии. Из вышеописанных выводов и результатов становится понятно, что консультативная работа может строиться в совершенно особенном стиле, описать который не представляется возможным в формате данной статьи, так как это заняло бы слишком большой объем. Внимательный читатель отметить, что есть много других случаев, где роль речи и психоаналитического знания не могут иметь главенствующий характер. Примером может служить работа по адаптации и реабилитации глухонемых, где Символическое с Воображаемое хоть и присутствуют, но привычной практики быть не может. Свои особые нюансы существуют и в других случаях, более частных, например в педагогической работе с детьми, или же реабилитации детей с девиантым поведением. Здесь же и кроется подвох, который не позволяет адаптировать полученное знание ко всему и вся: психоанализ, а именно из данной дисциплины рождено ключевое знание статьи, не является средством объяснения душевной жизни, а представляет собой практику познания истинны субъекта. Иными словами, наукой он быть не может. Осмысления в логическом порядке недостаточно для практического применения. Подобного рода знание можно полноценно понять лишь посредством прохождение собственного анализа, что резко отличается от университетского дискурса. Ошибочное смещение основополагающих принципов и излишняя бюрократизация приводят к серьёзным ошибкам, от чего, например, разрослась эго-психология. На этом финальном этапе хотелось бы обратить внимание на два фактора – роли текущих выводов для социальной работы и защиты психоаналитического знания. Первый дает подумать над вопросом практики психологии. Социальная работа наполнена психологией во всех её проявлениях, что, конечно, не говорит о пагубности данного влияния, но заставляет задуматься над тем, что социальная работа наукой не является и доступ научного знания открыт, чем обе дисциплины активно пользуются. Не всегда это знание полезно и тем труднее для специалиста отделить верное от неверного. Нужно отметить, что психология не является чем-то абсолютно единым, она предстает в виде разрозненных идей с различными целями. Иными словами, гуманистическая психология и аналитическая (работы Юнга) будут строить отношения с клиентом совершенно разными способами, о различии теоретический изысканий говорить вовсе не приходится. Данная же статья оперирует не просто психоаналитическими знаниями и опытом, но строго следует соображениям двух психоаналитиков – Фрейда и Лакана. Эти идеи способны сильно обогатить некоторые сферы социальной работы, такие как терапия и консультация. Однако, психоаналитическое знание для практических целей не приобретается из книг и статей подобных этой, но становится единственно верным через личный опыт – дидактический анализ или же прохождения собственного психоанализа. Изъятие одних лишь терминов и основоположения даже из первоисточников, как показал опыт, приводит к ложным суждениям, разрастанию мифов вокруг дисциплины, не говоря уже о вреде в практической работе с клиентами и пациентами. На первый взгляд статья находится слишком далеко от актуальных проблем социальной работы, однако это не так. Читателю предоставляется самому складывать картину в единый пазл, попутно отвечая на собственные вопросы. Актуальным и верным будет взгляд, что тематика эта направлена не только на работу с клиентом со стороны социальной работы, но и на социального работника как субъекта и специалиста. Безусловно, полезность такого знания крайне высока, но оно не является единственно верным, а лишь открывает новые горизонты для работы в некоторых сферах и главное, представляется способом этического становления социального работника. Вторым важным фактором выступает защита психоаналитического знания. Несмотря на огромную популярность фигуры Фрейда как мыслителя, врача и психоаналитика, его учение извращено в самых разных ипостасях. Таким образом, некоторые авторы не чураются заменять бессознательное подсознательным, а при разговоре о комплексе эдипа возводят его в строгий инцест между матерью и ребёнком. Слово "сексуальное" же буквально понимается как примат гениталий, однако в начале своих работ сам Фрейд использовал к нему приставку психо, а 20 и 21 лекция во "Ведении в психоанализ" говорит нам совершенно об обратном смысле, нежели соитие. Сюда же можно отнести путаницу о том, что психоанализ это часть психологии. С точки зрения университетского образования это может быть логично, ведь студентам за несколько лет обучения преподносят все то, что подразумевает работу с субъектом, однако же разница между психоанализом и психологией, цитируя Набокова, "как между мечтой и мачтой". Уместно упомянуть схожее утверждение, что некоторые психологические направления часть психоаналализа, в их числе эго-психология (Анна Фрейд), объектные отношения(Мелани Кляйн и Винникот), трансакционный анализ (Эрик Берн) пользующиеся терминами психоанализа, его опытом, но не являющиеся им, несмотря на некоторую схожесть. Классический психоанализ, он же подлинный, это, строго говоря, работы двух людей – Зигмунда Фрейда и Жака Лакана. Однако, не стоит забывать современников, среди которых люди следующие букве этих двух авторов: В. Мазин, Жак-Ален Миллер, Брюс Финк, Жан-Клод Малеваль и многие другие. Хоть их заслуги относительно двух отцов психоанализа сравнительно скромны, тем не менее главным здесь является то, что положения Лакана и Фрейда не пережиток прошлого, не то, что требует переосмысления в следствии критики или прошествии времени, а то, что сохраняет свою актуальность от начала до конца и подталкивает исследователя к решению проблем и поисков ответов на вопросы. Именно поэтому данная статья не преследует цели вовлечения нового знания в научный порядок. Она призвана обратить внимание читателя на то, чего он, быть может, не замечал вовсе и показать иную точку зрения, отличную от академической или, в отдельных случаях, спекулятивной и туманной. Список литературы:1. Фердинанд Де Соссюр. Курс общей лингвистики. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 278 с.

2. Лакан Ж. Работы. Фрейда по технике психоанализа (Семинар 1, Книга 1 (1953-1954)). – М.: Гнозис, 2009. – 432 с.

3. З. Фрейд. Психология бессознательного. – Санкт-Петербург: Питер, 2017. – 528 с.

4. З Фрейд. Введение в психоанализ. – М.: Азбука, 2015. – 480 с.

5. Ж. Лапланш, Ж-Б Понталис. Словарь по психоанализу. – М.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. – 752 с.

6. З. Фрейд. Знаменитые случаи из практики. – М.: Когито-Центр, 2016. – 538 с.

7. З. Фрейд. Толкование сновидений. – М.: Азбука, 2017. – 512 с.

8. Ж. Лакан. Семинары. Книга 20. Ещё. – М.: Гнозис, 2011. – 176 с. 9. Ж Лакан. "Я" в теории Фрейда и в технике психоанализа(Семинар, Книга 2. 1954-1955). – М.: Гнозис, 2009. – 520 с. 10. З. Фрейд. Я и Оно. – М.: Эксмо, 2015. – 864 с.

Код для цитирования: Скопировать