VII Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2015

Культурные различия в понимании времени можно проследить по двум основным направлениям: во-первых, каждая культура осуществляет исчисление времени характерным именно для неё образом; во-вторых, способ «квантирования» времени, его «дробления на части также составляет существенное своеобразие уникальных лингвокультурных картин мира. Отношение ко времени – важнейшая лингвокультурная аксиома, позволяющая не только распознать специфику картины мира представителей японской культуры, но также выделить чёткие критерии её возможного сопоставления с контрагентами общения, описать «точки пересечения» и «точки взаимного отторжения», возникающие на основе сопоставления японской и русской лингвокультур, их своеобразного отношения ко времени.

Специфика японской культуры обычно описывается в рамках общей парадигмы отношений между Востоком и Западом, рассматриваемых как синтетический и аналитический способ восприятия мира. Эти отношения – отношения двух самостоятельных, отличающихся друг от друга систем, систем традиций, смыслов, мироощущений. Вопрос об их соизмеримости – один из ключевых для теории и практики межкультурной коммуникации, учитывающей влияние культурно обусловленных различий на протекание коммуникативного события, его «удачу» или «неудачу».

Культура каждого народа в чём-то уникальна. Различие культур проявляется в восприятии, дифференциации, категоризации и оценке внешних его сознанию явлений, не зависящих от человека, его национальности, языка и культуры, но отраженных в языке и культуре с помощью тех или иных понятий – «красоты», «добродетели», «время» и др. Так, понятие «время» отражает специфику формирования картины мира с точки зрения оценки внутреннего отношения представителей конкретных лингвокультур к процессуальности как таковой, поэтому данное понятие оказывается в числе фундаментальных характеристик национальных особенностей межкультурной коммуникации, без изучения которых трудно говорить о её сколько-нибудь перспективном осуществлении [1].

Особенный интерес представляет влияние концепта времени на мировоззрение того или иного народа, его жизненные аксиологические предпочтения и ориентацию в окружающем мире, природной, социальной, духовно-эмоциональной и ментально-интеллектуальной среде. Что есть для данного народа прошлое, настоящее и будущее? Присутствие этих понятий в социокультурной практике (а тем более – их осмысление) создаёт условия для оценки общественным сознанием происходящих событий, тем самым задавая направление возможного исторического движения, социального саморазвития и т.д. Отсюда – важность учёта глубинной разницы в отношении ко времени со стороны культур, ориентированных на прошлое, и культур, ориентированных на будущее. К первым относятся Великобритания и Япония, ко вторым можно отнести Россию (особенно советского периода) и США. Впрочем, в России ещё со времён дискуссий западников и славянофилов в общественном мнении отчётливо артикулированы оба подхода, что требует более внимательно относиться к однозначному отнесению конкретных культур к тому или иному модусу предпочтений во временной ориентации.

Формулируя разницу между этими подходами, можно отметить, что нации, ориентированные на прошлое, считают, что их жизнь в прошлом была лучше в сравнении с настоящей; что именно там, в прошлом, следует черпать энергию и стимул к развитию. Для философии и культуры этих стран характерна вера в то, что самое страшное, что может случиться со страной и народом – это стирание национально-культурной памяти, забвение традиций, разрыв с прошлым. Японцы, ориентируясь на прошлое, ценят конкретный момент времени. Существование здесь и сейчас прежде всего обязано прошлому, его истории и опыту предшествующих поколений. В частности, в японском и китайском национальном самосознании на уровне лингвистических исследований прослеживается отношение к прошлому как к чему-то сакральному, священному, что нередко противопоставляется отношению к будущему, которое видится призрачным, неясным, несуществующим временем. В японском языке отсутствует категория будущего времени, есть лишь прошлое и настоящее (настояще-будущее).

Данное явление с лингвокультурологической точки зрения детально исследовано в трудах Т.М. Гуревич. Характерен, с её точки зрения, фразеологизм, демонстрирующего отношение японского народа к будущему времени: «Говорить о том, что будет потом, чертям на смех» [2]. Так, в русском языке также есть выражение наследие веков, которое подразумевает, что всякое последующее поколение наследует прошлое и по определению «владеет» исторически сложившимся богатством национальной культуры. При этом не всегда принимается во внимание, что наследство – это не только возможное обладание некими благами, но и ответственность за то, что, в общем-то, не наследниками создано. Оно может быть приумножено, либо пущено что называется по ветру.

В русской культуре на уровне общественной психологии, отражённой на лингвистическом уровне, существует устойчивое отношение к своей истории как опыту, из которого ныне живущие поколения должны извлекать уроки.

Вместе с тем, когда не хотят вспоминать прошлых обид, неприятностей или ошибок, говорят: «Кто старое помянет, тому глаз вон». Подобный фразеологизм употребляется в случае примирения с собеседником, прощения обид, отказа считать прошлое неизменным. Данное выражение в относительной мере характеризует отношение к прошлому времени как к началу «взросления» человека: чем младше, тем больше необдуманных действий, ошибок он совершает, что поначалу предполагает более снисходительное отношение к себе. В процессе взросления, однако, такое отношение преодолевается. Полный вариант фразеологизма таков: «Кто старое помянет, тому глаз вон, а кто забудет, тому оба». Следовательно, опыт прошлого обладает не меньшей ценностью, чем индивидуальная снисходительность к сиюминутным заблуждениям и даже крупным ошибкам. Опыт прошлого, особенно негативный, достоин сохранения в памяти как условие гармонизации социальных и межличностных отношений в будущем.

Восточные народы смотрят на историческую память по-своему: они – должники веков. На Западе подобное явление называют «культом предков». Однако в данном случае речь идёт не только о некоем «культе», сколько о ритуализации социальной и психологической значимости признания «великого» (в смысле неоплатного) долга человека перед теми, кто создал всё, что было создано прежде и передано ему не за его личные заслуги, а по факту рождения, именно как наследство.

Помимо того, что человек в японской лингвокультуре является должником прошлого, каждый день он любым контактом с окружающими его людьми увеличивает свой долг в настоящем. Соответственно, в том поведении, которое отнесено к настоящему, японец не может не руководствоваться этим долгом. Для японцев, как для нации, в утверждении «мы никому ничего не должны» нет смысла. Однако её можно услышать от представителей западных стран. Также японцам не свойственно отказываться от своего прошлого: «Справедливость определяется в Японии как понимание человеком своего места в длинной цепочке взаимных долгов, связывающих воедино и его предков, и его современников» [3].

Согласно учению одной из основных буддийских школ Японии, Нитирэн – есть трое, достойные почитания. Это – хозяин, наставник, родители. [4]. Первые, кто достоин уважения – не младшие, а те, чьи знания и пережитый опыт гораздо богаче нашего. Тот, кто старее, всегда мудрее; а то, что было раньше, всегда будет образцом. Отсюда – особое, внимательное, даже трепетное отношение к традициям, обычаям, принципам, которые прошли испытание временем. Это касается и системы ценностей: предметы искусства наравне с самыми простыми предметами быта ценятся за возраст. В Японии подобные ценные предметы способны обладать ками – душой, и помогать людям, обладающими ими в повседневной жизни (а иногда даже управлять ею).

В Древнем Китае, долгое время служившем японцам образцом для подражания, время отсчитывалось согласно смене поколений и смене династий, что отражает культ предшествующих поколений и преклонение перед властителями и мудрецами ранних династий, которые, с точки зрения конфуцианства, достойны подражания [5]. Как и в китайской традиции, исчисление времени в Японии напрямую зависит от времени правления императора (правда, в современном Китае данная традиция по понятным причинам утратила своё влияние): счёт лет ведётся от года начала правления императора; с него же устанавливается наступление новой эры, периода. Смена эры и начало нового отсчёта происходит с завершением правления старого и началом правления нового императора. (С 7 января 2014 г. в Японии идёт 26-й год периода Хэйсэй.) Таким образом, можно с определённой долей уверенности утверждать, что в языковой картине мира японцев концепт «время» как бы «очеловечен» за счёт отсылки к смене поколений и преемственности их истории.

С другой стороны, в Японии, стране, обращённой к прошлому, в языке не существует будущего времени. Учитывая эти факты, можно предположить, что японский народ живёт непосредственно настоящим, ориентируясь на опыт прошлого [6]. Однако данное положение требует дальнейшего уточнения, например в связи с особенностями экзистенциального понимания времени в европейской культуре, характерным образом соединяющего в русском слове «настоящее» значения «подлинность» и «присутствие в текущем моменте времени».

В разговоре о культурных особенностях того или иного сообщества следует помнить, что любые обобщения основаны на специфической лингвокультурной интерпретации факторов средствами другой лингвокультурной картины мира. Они обусловлены, с одной стороны, объективными социально-историческими, географическими, климатическими и иными различиями, с другой – «субъективной» формой их отражения в специфической картине мира, свойственной данному, исходному языку. Особое значение в связи с этим приобретает требование рефлексии над самим процессом компаративного изучения лингвокультур. Концепт «время» даёт для этого богатый лингвокультурологический и философско-культурологический материал, позволяющий уточнить рисунок коммуникативного поведения, оптимизируя его на основе научно обоснованных моделей.

Список литературы

1. Льюис P.Д. Деловые культуры в международном бизнесе: От столкновения к взаимопониманию. Пер. с англ. М.: Дело, 1999.

2. Гуревич Т.М. Японский язык и японцы. М.: МГИМО (У) МИД России, 2003.

3. Бенедикт Р. Хризантема и меч. Модели японской культуры. М.: Наука, 2007.

4. Игнатович А.Н. Школа Нитирэн: Рассуждения об установлении справедливости и спокойствия в стране; Трактат об открывании глаз; Трактат об истинно-почитаемом как средстве постижения сути бытия. М.: Стилсервис, 2002.

5. Тань Аошуан. О модели времени в китайской языковой картине мира // Логический анализ языка: Язык и время. М.: Индрик.

6. Костинская О.С. Концепт времени в японской картине мира // Вопросы психолингвистики. №3. М., 2006.

Код для цитирования: Скопировать