VI Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2014

В настоящее время фразеология есть бурно развивающаяся лингвистическая дисциплина. Если в конце 20-х годов прошлого века Е.Д. Поливанов лишь ставил вопрос о необходимости учреждения фразеологии как особой лингвистической дисциплины [Федуленкова 2005: 134-135], выражая уверенность в том, что она «займет обособленную и устойчивую позицию в лингвистической литературе будущего» [Кунин 1996: 11], то несколько прошедших десятилетий стали свидетелями успешного становления этой дисциплины, оформления ее в самостоятельную область лингвистики, масштабного расширения диапазона исследования в области фразеологии с четко сформировавшимися направлениями [Федуленкова 2005: 179; 2006: 17-22]. Работы лингвистов-фразеологов последнего времени (Алефиренко, Ковшова и др.) позволяют говорить о новой прогрессирующей парадигме в области фразеологии, имя которой лингвокультурология [Алефиренко 2008: 104].

Считаем, что особый интерес при этом представляет сопоставительный аспект изучения лингвокультурологических характеристик фразеологических единиц. Дело в том, что языковая картина мира, выступающая в роли объекта лингвокультурологии, не является сугубо национальной [Добровольский 1998: 48]. Культурная информация, закодированная в языковых единицах, далеко не обязательно ограничена рамками одного языка и национально-специфическими средствами выражения. Известно, что один из самых мощных источников культурной маркированности и культурной информации в фразеологии и идиоматике (т.е. в образных значениях языка) – Библия – присутствует в культуре и языках разных народов, признающих Ветхий и Новый Заветы Священными книгами. Естественной поэтому является многочисленность фразеологизмов, восходящих к библейским сюжетам и имеющих в разных языках одинаковые образные основания: ср.: рус. бросать первым камень в кого-л., англ. сast the first stone at smb, нем. den ersten Stein auf j-n werfen, швед. kasta första stenen på ngn, рус. корень (всего) зла, англ. the root of all evil, нем. die Wurzel alles Übels, швед. roten till allt ont, рус. копать яму кому-л., англ. dig a pit for smb, нем. j-m eine Grube graben, швед. gräva en grop åt ngn, etc.

Подчеркнем, что не в меньшей степени «межнациональным», оказавшим и оказывающим воздействие на языки разных лингвокультурных общностей и, через языки, – на менталитет, представляется и другой важный источник культурной информации языковых знаков – мифология, в значительной степени обусловившая мотивацию образных значений и их дистрибуцию [Федуленкова, Попова 2005: 156].

Но лингвокультурология не ограничивается тем набором единиц, культурный компонент в содержании которых может быть выявлен через историко-этимологическую характеристику, и стремится к экспликации культурно-национальной значимости единиц, которая достигается на основе соотнесения их значений с концептами, кодами, установками общечеловеческой или национальной культуры [Teliya 1998: 55]. Интересно то, что культурно значимыми с этой точки зрения оказываются не только языковые единицы, обозначающие культурно маркированные реалии, но и те, в которых культурная информация находится на глубинном уровне семантики. Этот тип информации может стать доступным через корреляцию данной группы фразеологизмов с двумя, по крайней мере, установками культуры [Ковшова 2013: 158].

Базовым методом анализа языковых знаков в лингвокультурологии, ведущим способом извлечения заключенной в них культурной информации, другими словами – экспликации их культурной значимости, является процедура соотнесения групп или массивов языковых знаков со знаками культуры [Опарина 2006: 2]. Именно массивы номинативных единиц, лексических и фразеологических, функционирующих в том или ином языке, манифестируют значимость определенных установок культуры для той или иной лингвокультурной общности. Культурная информация растворена в языке, она осознанно или неосознанно воспроизводится носителями языка, употребляющими языковые выражения в определенных ситуациях, с определенными немерениями и с определенной эмотивной модальностью [Teliya 1998: 57]. Задача исследователя состоит в интерпретации денотативного или образно мотивированного аспектов значения языковых знаков в категориях культуры, т.е. в соотнесении единиц системы языка с единицами культуры.

Вслед за Е.О. Опариной, считаем, что лингвокультурология может быть определена как гуманитарная дисциплина, изучающая воплощенные в живой национальный язык и проявляющиеся в языковых процессах материальную и духовную культуру. Предмет лингвокультурологии при этом понимается как «корреспонденции языка и культуры в их синхронном взаимодействии, т.е. на современном этапе или на определенных синхронных срезах их развития, и в национальном и общечеловеческом измерении (а не сугубо этническом)» [Опарина 2006: 2]. Цель лингвокультурологии, по автору, состоит в изучении способов, которыми язык воплощает в своих единицах, хранит и транслирует культуру. В рамках описываемой концепции считается, что в процессе взаимодействия и взаимовлияния языка и культуры первый выполняет не только кумулятивную [Верещагин 1990: 81, Федуленкова 2001: 51] также и транслирующую функцию. Язык не только закрепляет и хранит в своих единицах концепты и установки культуры: через него эти концепты и установки воспроизводятся в менталитете народа или отдельных его социальных групп из поколения в поколение. Через функцию трансляции культуры язык способен оказывать влияние на способ миропонимания, характерный для той или иной лингвокультурной общности. Эта гипотеза перекликается с концепцией Л. Вейсгербера о языке как промежуточном мире между познающим субъектом и реальностью. Поскольку концептообразование, по Вейсгерберу, возможно лишь средствами родного языка, его внутренние формы определяют стиль миропонимания [Вейсгербер 1993: 177].

Обычно культурно-национальные установки не носят абсолютного характера. Это означает, что в пределах одной лингвокультурной общности сосуществуют различные, иногда противоположные по оценке одного и того же явления стереотипы сознания. Так, в русском языке отображены, помимо отрицательных, и другие, положительные черты женщины: это верная жена, верная подруга, женщина-мать, ср. также женская нежность, женская интуиция, где женскость кодирует эталоны положительно оцениваемых качеств. Как отмечает В.Н. Телия, стереотип глупой бабы характерен в основном для мужского обыденного сознания, а в языке самих женщин воплощающие данный стереотип языковые знаки – устойчивые словосочетания, идиомы, пословицы – появляются скорее как цитации из мужского языка [Телия 1996: 262].

Культурно-языкового контекст, речевые формы активное участвуют в идентификации личности, что подтверждает двунаправленное взаимовлияние языка и культуры. Не только культура воздействует на язык и аккумулируется в нем, но и сам язык воздействует на субъекта речи и, через него, на формирование коллективной ментальности. Определенное «навязывание» языком культурно-национального самосознания происходит постольку, поскольку носители языка осваивают и воспроизводят заключенную в языковых знаках культурную информацию. Утверждение культурной информации в языковых единицах предполагает наличие категории, соотносящей две разные семиотические системы, а именно язык и культуру, и позволяющей описывать их взаимодействие. По мнению В.Н. Телия, базовым для лингвокультурологии является понятие культурной коннотации как способа воплощения культуры в языковой знак. Культурная коннотация определяется как «интерпретация денотативного или образно мотивированного, квазиденотативного, аспектов значения в категориях культуры» [Телия 1996: 214]. Под категориями культуры автором понимаются стереотипы, символы, эталоны, мифологемы и другие знаки национальной и общечеловеческой культуры, освоенной народом-носителем того или иного языка. Таким образом, коннотация является звеном, соединяющим знаки языка и концепты культуры, и в то же время инструментом для изучения их взаимодействия. Интересно, что такое взаимодействие, описываемое через категорию коннотации, прослеживается и в лексическом, и во фразеологическом пластах языка. При этом содержание коннотации не является в каждом случае обязательно неизменным: ее эволюция отображает способность языка воплощать смену культурно значимых для общества ориентиров [Лотман 1994: 77].

Сейчас учеными активно разрабатывается вопрос эквивалентности идиоматической фразеологии в связи с рядом факторов исторического и культурно-психологического плана, нашедших отражение в актуальной семантике, ситуациях, описываемых прототипами, гештальт-структуре, эмотивных и коннотативных свойствах соотносимых английских и русских единиц данного уровня.

Подчеркнем, что идиоматическая фразеология находится в центре внимания гуманитарных исследований по различным причинам. В настоящее время активно разрабатываются теоретические и прикладные аспекты фразеологической проблематики, выпускается большое количество фразеографических изданий различного типа. Идиоматическая фразеология представляет интерес не только в лингвистическом, но и в культурологическом плане, поскольку единицам данной микросистемы языка присуща, наряду с коммуникативной, кумулятивная функция – функция закрепления и накопления в их содержательной структуре социального опыта, отражения духовной и материальной культуры народа. Изучение фразеологических систем различных языков через призму оценочно-понятийных категорий позволяет адекватно выявить общность и специфику национального мировидения и миропонимания [Кабакова 1994: 36].

В качестве заключения отметим, что одним из перспективных аспектов исследований в этой области считаем изучение общего явления семантического параллелизма на уровне фразеологии в двух и более языках.

Список использованной литературы

Алефиренко Н.Ф. Фразеология и когнитивистика в аспекте лингвистического постмодернизма: Монография. Белгород, 2008.

Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. М.: Рус. яз., 1990.

Вейсгербер Й.Л. Родной язык и формирование духа. М., 1993.

Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. М.: Рус. яз., 1990.

Добровольский Д.О. Национально-культурная специфика во фразеологии // Вопросы языкознания. 1998. № 6. С. 48-57.

Кабакова C.B. Идиомы как «коллективные представления» // Семантика языковых единиц: Докл. 4-й междунар. конф. М., 1994. Ч. 2. С. 36-38.

Кунин А.В. Курс фразеологии современного английского языка. М.: Высш. шк., Дубна: Феникс, 1996.

Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII - нач. XIX века). СПб., 1994.

Ковшова М.Л. Лингвокультурологический метод во фразеологии: Коды культуры. М.: Изд-во Либроком, 2013.

Опарина Е.О. Лингвокультурология: методологические основания и базовые понятия. М., 2006.

Федуленкова Т.Н. Изоморфизм и алломорфизм в германской фразеологии (на материале английского, немецкого и шведского языков): Дис. … д-ра филол. наук. Северодвинск, 2006.

Федуленкова Т.Н. Современное состояние сравнительного изучения фразеологии // Седьмые Поливановские чтения: Сб. статей. Ч. I. Смоленск: Смоленский гос. пед. ун-т, 2005. С. 179-189.

Федуленкова Т.Н. Фразеологическая компрессия в языковой картине мира // Россия и Запад: диалог культур: Материалы докл. 8-ой Международ. конф. М.: Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова, 2001. С. 51.

Федуленкова Т.Н. Фразеология и типология: перспективы взаимодействия // Вестник МГЛУ: Серия ЛИНГВИСТИКА. Вып. 500. Несколькословные единицы номинации в английском языке: от лексикологии к фразеологии. Ч. I. М., 2005. С. 134-141.

Федуленкова Т.Н., Попова А.О. Античный миф как источник английской фразеологии // Вопросы теории и практики перевода: Сб. статей Всероссийской науч.-практ. конф. Пенза, 2005. С. 156-159.

Телия В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М., 1996.

Teliya V., Bragina N., Oparina E., Sandomirskaya I. Phraseology as a Language of Culture: Its Role in the Representation of a Collective Mentality // Cowie A.P. Phraseology: Theory, Analysis, and Applications. Oxford, 1998. P. 55-75.