V Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2013

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

«ОРЕНБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Филологический факультет

Кафедра английской филологии и методики преподавания английского языка

КУРСОВАЯ РАБОТА

по дисциплине «История мировой литературы»

Готическая тема в творчестве сестер Бронте

Руководитель работы

профессор, д-р педагогических наук

________________________В.Л. Тёмкина

«___» _________________________ 20__ г.

Исполнитель

студент группы 11 Фил (б) ЗФ (а) – 2

_______________________А.Э. Залесская

«___» _________________________ 20__ г.

Оренбург 2012

Содержание

Введение…………………………………………………………………………3

1. История готического романа……………………………………………5

1.1 История возникновения и становления «черного» романа как жанра………………………………………………………………………5

1.  

   1. Черты, характеризующие готический роман………………………10

   2. Ярчайшие представители готической прозы………………………17

2. Готическая тема в творчестве сестер Бронте………………………………21

2.1Раскрытие готической темы в романе Шарлотты Бронте «Джен Эйр»………………………………………………………………………………21

1.  

   1. Раскрытие готических мотивов в романе Эмили Бронте «Грозовой Перевал»………………………………………………………………31

   2. Раскрытие готических мотивов в творчестве Энн Бронте…………36

Заключение………………………………………………………………………39

Список литературы………………………………………………………………41

Приложение………………………………………………………………………43

Введение

Данная курсовая работа посвящена исследованию готической темы в творчестве сестер Бронте.

Изучение этого вопроса ведется многими литературоведами, изучающими творчество сестер Бронте. В их творчестве наблюдается синтез романтического, реалистического и готического, в нашей курсовой работе мы уделим особое внимание именному последнему.

Эта тема весьма актуальна, так как именно ей посвящено великое множество исследовательских и научных работ. Именно поэтому мы решили остановиться на ней. Также она является важной при исследовании литературного наследия сестер Бронте, поскольку в каждом романе любой из сестер мы можем отыскать нотку готического настроения, скрывающуюся за мрачными пейзажами и загадочными судьбами персонажей. Данное исследование поможет лучше понять творчество сестер в целом и раскрыть черты готического романа, которые будут рассмотрены ниже.

Главная цель курсовой работы – это раскрыть готическую тему в творчестве сестер Бронте, а также охарактеризовать готический роман в общих чертах.

Во главе угла стоят такие задачи как:

• изучить возникновение и историю развития «черного» (готического) романа, сделать краткий обзор его ярчайших представителей;

• дать определение термину «готический роман» и перечислить его основные черты;

• показать на ярких примерах, каким образом черты готического романа находят отражение в таких романа сестер Бронте как «Джен Эйр» и «Грозовой перевал»;

Объектом нашего исследования является творчество сестер Бронте. Предмет исследования – это готическая тема и то, как она находит свое отражение в романах «Джен Эйр» и «Грозовой перевал».

Теоретические и практические материалы, диссертации, методические пособия, учебная и художественная литература, научные статьи и монографии, посвященные готическому роману и исследованию творчества сестер Бронте, были главным источником в написании данной курсовой работы.

1. История готического романа

1.1 История возникновения и становления «черного романа» как жанра

Роман, как жанр литературы, зародился во I-II веках нашей эры, но сам термин «роман» возник позднее, в средние века. Ранее термином leconteroman называлось повествование с любовным сюжетом, написанное на романском языке. Роман тех времен использовал традиции рассказа, эротической элегии и буколических идиллий. Такое сочетание жанров нельзя назвать компиляцией, здесь идет речь о создании совершенно нового жанра. Главными героями романа являлись обворожительные красавцы и красавицы. Как правило, любовь между ними вспыхивала внезапно, но жизненные обстоятельства постоянно разлучали молодых людей. Это создавало своего рода конфликт в романе. Главные герои оставались верны друг другу, не смотря на все мучения и страдания, которые они вынуждены были терпеть. В конце концов, главные герои соединялись в брачном союзе. Греческий роман считают утопическим за его чрезмерную идеализацию образов и в большинстве случаев счастливую концовку; греческий роман далек от реальности [9].

Но уже в античный период роман претерпел ряд изменений: в римской литературе появился авантюрно-бытовой роман. Ярчайшими примерами такого романа являются произведения Петрония «Сатирикон» и Апулея «Золотой осёл». В последнем обнаруживается «сочетание развлекательной формы и экзотического, как правило, скрытого, религиозно-философского содержания». Главными героями романа Петрония являются бродяги, воры и развратники, все люди, составляющие дно римского общества. Продолжателями этого жанра позднее стали Джованни Боккаччо («Декамерон»), Генри Филдинг («История Тома Джонса, найдёныша») и другие авторы так называемого плутовского романа [9].

Позднее на смену роману приходит героический средневековый эпос и литература раннего христианства. С точки зрения гуманистов Возрождения, а позднее просветителей XVIII века, в литературе наступила эпоха Средневековья – период между Античностью и Новым временем, которую считали «мрачной эпохой гибели высокой античной культуры, эпохой варварства и засилья церкви». На первый план в литературе выдвигается эпос; о романе, как таковом, забывают.

И только начиная с XIX столетия, роман вновь занимает главенствующее положение в литературе.

После кризиса Просветительских идей во второй половине XVIII века возникает предромантизм. В это время как раз возрождается интерес к национальному прошлому Великобритании, которая стала таковой лишь в 1707 году после «Славной революции». Предромантизм наиболее полно представлен именно в Англии, так как там раньше, чем в других странах, начался кризис Просветительских идей [8].

В литературе периода XVIII-XIX веков на первый план выходит такое аморфное, но необычайно характерное для этого времени явление, как предромантизм. В.А. Луков объясняет появление предромантизма следующим образом: «Он возникает почти одновременно с Просвещением как оппозиция просветительскому рационалистическому духу. Предромантики не создали законченной художественной системы, поэтому предромантизм не стал направлением в художественной культуре Европы и Америки. Это переходное явление, в котором все черты раскрываются в динамике и становлении. Отсутствие законченности, завершенности в предромантизме объясняет, почему исследователи так настороженно относятся к термину «предромантизм» или вовсе его отвергают». В своем научном труде известный французский исследователь Поль Ван Тигем выдвигает противоположную точку зрения: он рассматривает предромантизм «не как определенное художественное течение, а как целую эпоху между классицизмом и романтизмом» [3, с. 237].

К основным чертам предромантизма можно отнести:

• подчеркнутый иррационализм;

• обращение к Средневековью;

• фантастика;

• эстетизация ужасного (отсюда и возникает готический роман, или «черный роман»);

• обращение к фольклору [8].

Как уже известно, предромантические тенденции нашли отражение в «черном романе», основоположником которого выступил Гораций Уолпол. В 1765 году появляется первый «готический роман» - «Замок Отранто», написанный Уолполом, но опубликованный анонимно. В этом романе он пытался соединить черты средневекового рыцарского романа с бытовым романом. Также создателями готической прозы являлись Клара Ривз («Старый английский барон»), Мэтью Льюис («Монах») и Анна Радклиф («Удольфские тайны»). В «Удольфских тайнах» можно увидеть сентименталистские тенденции; писательница объясняет душевные переживания героев с точки зрения психологии. В ее произведении зло предстает как порождение страстей, неуправляемых разумом [8].

Готический роман с его разнополярными героями, авантюрностью, утрированным изображением пороков не прервал развитие реалистического романа, он просто стал полярным. Действие готического романа сводилось к одному событию, в нем усиливался психологизм и более глубоко были показаны связи между личностью и средой [8].

Эпоху предромантизма можно назвать временем возникновения готической прозы.

К началу 1840-х годов поток собственно готических произведений на английском книжном рынке заметно мелеет, хотя и не пересыхает вовсе. В готическом ключе продолжает писать свои романы и повести лорд Литтон, всерьез увлекающийся в эти годы оккультизмом; создает свои первые рассказы о сверхъестественном Джозеф Шеридан Ле Фаню, которому в недалеком будущем суждено сыграть выдающуюся роль в судьбе жанра: его романы и повести 1860-1870-х годов, по мнению специалистов, в меньше степени, чем психологические новеллы Эдгара По, послужили своеобразным мостом, перекинутым из XIX в XX век – от готической повести к современной литературе «ужасов». Следы готики ощутимы и в произведениях реалистов – в романах Чарльза Диккенса, Элизабет Гаскелл, Уилки Коллинза, Шарлотты и Эмили Бронте.

Популяризация литературы о призраках, повышению ее авторитета в глазах читателей заметно способствовали специальные святочные выпуски издававшихся Диккенсом журналов «Домашнее чтение» (1850-1859) и «Круглый год» (1859-1870).

Повсеместная прозаизация жизни, обусловленная стремительным ростом буржуазных отношений в эпоху правления королевы Виктории (1837-1901), влечет за собой ощутимое «обытовление» жанра. На смену исполненным «шума и ярости» романтическим его образцам приходят написанные в более сдержанной стилистической манере, более согласующиеся с житейским опытом истории добропорядочных английских семейств, в жизни каждого, по наблюдению Теккерея, всегда можно обнаружить какую-нибудь мрачную тайну – свой «скелет в шкафу»; эти-то внутрисемейные тайны, тщательно оберегаемые от посторонних взоров, в изображении Элизабет Гаскелл, Джордж Элиот, Маргарет Олифант, Генри Джеймса и многих других писателей второй половины XIX века и оборачиваются вторжением грозных потусторонних сил в размеренную, будничную жизнь героев [5].

Другая, неожиданная метаморфоза, которую во второй половине XIX века претерпевает литература о призраках, состоит в своеобразной ее интеллектуализации и напрямую связана с воцарившимися в обществе той поры культом точных наук и позитивного знания. Откликаясь на веяния времени, авторы не только насыщают свои повествования научной и квазинаучной терминологией, ссылками на великих ученых прошлого и настоящего, но и пытаются подвести под потусторонние явления естественнонаучную базу [5].

Сохраняя прочную связь с традицией, и охотно эксплуатируя сформированные ею механизмы читательского восприятия, жанр «рассказа с привидением» обнаруживает вместе с тем необычайную гибкость, подвижность, способность к трансформации, что и обеспечивает ему редкостное долголетие [5].

Также стоит уделить внимание следующим чертам предромантизма, которые обнаружил В.А. Луков в своем исследовании:

• мистификация: писателями руководило «пробуждающееся историческое самосознание», именно в мистификациях воплотился интерес к «народному творчеству», здесь предромантики особенно близко подходят к романтизму.

• «руссоизация»: замена культа Разума культом Чувства, речь идет о просвещенном чувстве;

• «шекспиризация»: стремление к свободе художника от нормативной эстетики классицизма;

• мелодраматизация: загадочность судьбы героя, непредсказуемость сюжета;

• мотив тайны: главный принцип «готического романа», при чтении романа загадка создает некоторую эмоциональную напряженность при чтении; с помощью тайны предромантики утверждают важную для них философскую идею – судьба человека непредсказуема, в нее всегда могут вмешиваться некие внешние силы, добрые или злые, рациональные или – чаще – иррациональные [3].

Далее мы перейдем к рассмотрению того, как черты предромантизма, которые выделил В.А. Луков, находят свое отражение в творчестве сестер Бронте.

1.2 Черты, характеризующие готический роман

В этой главе мы непосредственно рассмотрим черты так называемого «черного» (готического) романа. Готический роман утвердил себя как литературный жанр, и к концу восемнадцатого столетия количество произведений в этом жанре стало расти с невероятной быстротой.

Приданникова Т. в своей научно-исследовательской статье дает следующее определение готическому роману: «Готический роман (анг. The Gothic novel) – роман «ужасов и тайн», - появился в западно-европейской и американской литературе второй половины 18 и первой половины 19 веков. Отличительными чертами готического романа явились тематика и философия «мирового зла» и изображение сверхъестественного, загадочного, мрачного. Сюжеты, как правило, сводятся к таинственным преступлениям, герои отмечены печатью рока и демонизма» [17].

Григорьева Е.В. в своей работе «Готический роман и своеобразие фантастического в прозе английского романтизма» выделяет следующие черты характерные для готического романа:

• Сюжет строится вокруг тайны – например, чьего-то исчезновения, неизвестного происхождения, нераскрытого преступления, лишения наследства. Обычно используется не одна подобная тема, а комбинация из нескольких тем. Раскрытие тайны откладывается до самого финала. К центральной тайне обычно добавляются второстепенные и побочные тайны, тоже раскрываемые в финале;

В романе «Джен Эйр» ночные крики, демонический смех, непонятные события, происходящие в доме, являются той самой тайной, которая впоследствии раскрывается для главной героини Джен: весь этот ужас творит душевнобольная жена мистера Рочестера. В романе «Грозовой перевал», принадлежащем перу Эмили Бронте, тайной является происхождение Хитклифа: откуда он родом никому не известно. У Энн Бронте в романе «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» сюжет строится на раскрытии тайны главной героини Хелен, поселившейся в старинном доме елизаветинских времен, известном под названием «Уайлдфелл-Холл».

«When thus alone, I not unfrequently heard Grace Poole’s laugh: the same peal, the same low, slow ha! ha! which, when first heard, had thrilled me: I heard, too, her eccentric murmurs; stranger than her laugh. There were days when she was quite silent; but there were others when I could not account for the sounds she made. Sometimes I saw her: she would come out of her room with a basin, or a plate, or a tray in her hand, go down to the kitchen and shortly return, generally (oh, romantic reader, forgive me for telling the plain truth!) bearing a pot of porter. Her appearance always acted as a damper to the curiosity raised by her oral oddities: hard-featured and staid, she had no point to which interest could attach. I made some attempts to draw her into conversation, but she seemed a person of few words:a monosyllabic reply usually cut short every effort of that sort». [18, c. 168; перевод здесь и далее: см. приложение].

• Повествование окутано атмосферой страха и ужаса и разворачивается в виде непрерывной серии угроз покою, безопасности чести героя и героини;

Это мы можем обнаружить в каждом романе, написанном сестрами Бронте. Каждое их произведение пронизано мрачными пейзажами, дождливыми, холодными, окутанными мраком. Самым ярчайшим примером здесь могут послужить описания ужасных жизненных условий приюта в Ловуде («Джен Эйр») и описание вересковых пустошей («Грозовом перевал»).

«I hardly know whether I had slept or not after this musing; at any rate, I started wide awake on hearing a vague murmur, peculiar and lugubrious, which sounded, I thought, just above me. I wished I had kept my candle burning: the night was drearily dark; my spirits were depressed. I rose and sat up in bed, listening. The sound was hushed». [18, с. 225].

• Мрачная и зловещая сцена действия поддерживает общую атмосферу таинственности и страха. Большинство готических романов имеют местом действия древний, заброшенный, полуразрушенный замок или монастырь, с темными коридорами, запретными помещениями, запахом тлена и шныряющими слугами – соглядатаями. Обстановка включает в себя завывание ветра, бурные потоки, дремучие леса, безлюдные пустоши, разверстые могилы – словом, все, что способно усилить страх героини, а значит, и читателя;

В романах сестер Бронте чаще всего местом действия и является как раз тот самый «древний, заброшенный и полуразрушенный» замок. Хелен селится в старом замке елизаветинских времен, Торнфилд тоже представляет собой древнее поместье Рочестеров, и сам Грозовой перевал Эмили рисует как старое, заброшенное поместье. Также Эмили очень ярко описывает кладбище, куда отправился Хитклиф, чтобы навестить могилу Кэтрин. Все это несомненно усиливает ужас читателя.

«The place of Catherine’s interment, to the surprise of the villagers, was neither in the chapel under the carved monument of the Lintons, nor yet by the tombs of her own relations, outside. It was dug on a green slope in a corner of the kirk-yard, where the wall is so low that heath and bilberry-plants have climbed over it from the moor; and peat-mould almost buries it. Her husband lies in the same spot now; and they have each a simple headstone above, and a plain grey block at their feet, to mark the graves.» [19, с. 214].

• В ранних готических романах центральный персонаж – девушка. Она красива, мила, добродетельна, скромна и в финале вознаграждается супружеским счастьем, положением в обществе и богатством. Но, наряду с общими для всех романтических героинь чертами, она обладает и тем, что в 18 в. называли «чувствительностью». Она любит гулять в одиночестве по лесным полянам и мечтать при луне у окна своей спальни; легко плачет, а в решительную минуту падает в обморок;

Этот признак также находит свое отражение в романах сестер Бронте. В центре действий романа «Джен Эйр» главная героиня – молодая девушка, которая пытается отыскать свое счастье. В романе «Грозовой перевал» главными действующими лицами являются Кэтрин и Хитклиф; в романе Энн Бронте «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» в центре внимания читателей – Хелен, о чьей жизни и ведется повествование на страницах романа. Все эти героини красивы, милы, чувствительны и мечтательны, только судьба у них всех разная.

«She [Mrs Reed] regretted to be under the necessity of keeping me at a distance; but that until she heard from Bessie, and could discover by her own observation, that I was endeavouring in good earnest to acquire a more sociable and childlike disposition, a more attractive and sprightly manner— something lighter, franker, more natural, as it were—she really must exclude me from privileges intended only for contented, happy, little children». [18, с. 6].

• Сама природа сюжета требует присутствия злодея. По мере развития готического жанра злодей вытеснял героиню (всегда бывшую не столько личностью, сколько набором женских добродетелей) из центра читательского внимания. В поздних образцах жанра он обретает полноту власти и обычно является двигателем сюжета [6].

Злодей также присутствует на страницах романов сестер, только он выражен по-разному. У Шарлотты злодеем можно считать сумасшедшую жену Рочестера. У Эмили дело со злодеем обстоит сложнее: в ее романе таковым является Хитклиф. Этот молодой человек – «бунтарь, поднимающийся против установленных порядков, против лицемерной морали, против бога и религии, против зла и несправедливости» [1]. На первый взгляд он кажется совершенно бесчувственным, но знакомясь с ним ближе, мы можем только восхищаться глубиной его чувств к Кэтрин, которые остаются такими же даже после ее смерти.

«He [Heathcliff] dashed his head against the knotted trunk; and, lifting up his eyes, howled, not like a man, but like a savage beast being goaded to death with knives and spears. I observed several splashes of blood about the bark of the tree, and his hand and forehead were both stained; probably the scene I witnessed was a repetition of others acted during the night. It hardly moved my compassion it appalled me: still, I felt reluctant to quit him so. But the moment he recollected himself enough to notice me watching, he thundered a command for me to go, and I obeyed. He was beyond my skill to quiet or console!» [19, с. 213].

Достоверной, разумно постижимой, ориентированной на реальность картине бытия, запечатленной в произведениях Дефо, Филдинга и Ричардсона, готический роман противопоставляет картину мира, сознательно освобожденную от житейского правдоподобия: фантастический, овеянный исторической и географической романтикой сюжет, мрачный, трагический колорит, зловещая, колдовская атмосфера, вмешательство в судьбу персонажей неведомых, зачастую сверхъестественных сил становятся характерными приметами нового жанра [5].

«Near the top of this hill, about two miles from Linden-Car, stoodWildfell Hall, a superannuated mansion of the Elizabethan era,built of dark grey stone, venerable and picturesque to look at, butdoubtless, cold and gloomy enough to inhabit, with its thick stonemullions and little latticed panes, its time-eaten air-holes, andits too lonely, too unsheltered situation, - only shielded from thewar of wind and weather by a group of Scotch firs, themselves halfblighted with storms, and looking as stern and gloomy as the Hallitself. Behind it lay a few desolate fields, and then the brownheath-clad summit of the hill; before it (enclosed by stone walls,and entered by an iron gate, with large balls of grey granite -similar to those which decorated the roof and gables – surmountingthe gate-posts) was a garden, - once stocked with such hard plantsand flowers as could best brook the soil and climate, and suchtrees and shrubs as could best endure the gardener's torturingshears, and most readily assume the shapes he chose to give them, -now, having been left so many years untilled and untrimmed,abandoned to the weeds and the grass, to the frost and the wind,the rain and the drought, it presented a very singular appearanceindeed. The close green walls of privet, that had bordered theprincipal walk, were two-thirds withered away, and the rest grownbeyond all reasonable bounds; the old boxwood swan, that sat besidethe scraper, had lost its neck and half its body the castellatedtowers of laurel in the middle of the garden, the gigantic warriorthat stood on one side of the gateway, and the lion that guardedthe other, were sprouted into such fantastic shapes as resemblednothing either in heaven or earth, or in the waters under theearth; but, to my young imagination, they presented all of them agoblinish appearance, that harmonised well with the ghostly legionsand dark traditions our old nurse had told us respecting thehaunted hall and its departed occupants» [20, c. 13].

Вполне закономерно, что в Англии, давшей первые и наиболее значительные образцы готической прозы, ее популярность и литературное влияние оказались особенно мощными. Всего за 75 лет, с 1765-го по 1840 год, в Британии, по подсчетам английского литературоведа Питера Хэйнинга, увидели свет около шестисот готических историй, многие из которых с тех пор не переиздавались [Цит. по А. Чамееву]. Готической литературой зачитывались тогда все слои общества – от беднейших его представителей до отпрысков знатнейших родов, законодателей вкуса.

Также литературоведы выделяют особую литературную форму готического романа – «рассказ с привидениями». «Рассказ с привидением» имеет собственный жанровый канон и располагает своим, очень гибким и подвижным, арсеналом художественных средств и приемов. В рассказе по определению должен фигурировать призрак, наделенный всевозможными сверхъестественными атрибутами и призванный способствовать созданию таинственной и неуютной атмосферы. В классических образцах жанра призрак практически никогда не выступает в качестве главного героя произведения, но именно он определяет его основную интригу. Очень часто местом действия «рассказа с привидением» служит готический замок, словно «законсервировавший» в своих угрюмых и темных залах дух минувших эпох и будто специально предназначенный для обитания призраков. Наряду с замком также используются и другие топосы: тронутая временем дворянская усадьба, старинный дом, комната, где когда-то произошло убийство или самоубийство, кладбище, лес, городская улица – чаще всего замкнутое (но иногда и открытое) пространство [5].

Итак, мы можем пояснить, что значение готического романа заключалось, прежде всего, в том, что он, правда в иррациональной фантастической форме пытался отразить сложную и запутанную действительность нарождающегося буржуазного общества. Именно с этим связано его влияние на последующую литературу. Тайны, фантастика, роковые страсти – эти и подобные им черты получили развитие в творчестве романтиков, которые продолжили и углубили социально-критические элементы, содержащиеся в «романах ужасов и тайн». Они воспользовались также приёмом философского осмысления элементов фантастики.

Готический роман имел значение для развития последующей реалистической литературы. Крупнейшие реалисты использовали элементы этого жанра, когда хотели найти художественную форму, способную адекватно выразить подмеченные ими противоречия буржуазного строя, закономерности которых оставались для них неясными [10].

1.3 Ярчайшие представители готической прозы

В первом готическом романе «Замок Отранто» (1764) Г. Уолпола, эти вышеперечисленные приемы были использованы в не очень связном сюжете, где героине все время грозила какая-нибудь опасность, но в последний момент на помощь неизменно приходили сверхъестественные силы. Г. Уолполл подарил этому жанру приемы исторической стилизации, технику «тайны и ужаса», хронотоп замка, типы героев и даже самое его имя [6].

После удачного начала культ готического романа на несколько лет ушел в тень, пока в 1777 Клара Ривз не издала роман «Старый английский барон» (Old English Baron; первоначальное заглавие «Защитник добродетели» – The Champion of Virtue). В этом повествовании заслуживает внимания попытка объяснить в финале нагромождение таинственных явлений естественными и правдоподобными причинами [6].

Через пять лет все светившие огни затмила восходящая звезда - миссис Анна Радклиф (1764 - 1823), чьи знаменитые романы ввели моду на ужасное и таинственное. Также были введены новые, более высокие стандарты в ареале жуткой и внушающей страх атмосферы. Несмотря на досадную манеру автора под конец разрушать свои собственные построения с помощью вымученных механистических объяснений. К известным готическим атрибутам, любимым предшественниками, миссис Радклиф добавила очевидное и почти гениальное ощущение чего- то неземного в пейзаж и события; каждая деталь обстановки и сюжета участвует в искусном создании ощущения безмерного ужаса, который она имела целью внушить читателям. Несколько мрачных деталей типа цепочки кровавых следов на лестнице в замке, стон из глубокого подземелья, странная песенка в ночном лесу становились яркими образами, предвещавшими надвигающийся кошмар, и эти образы оставили далеко позади причудливые и подробные описания других авторов. К тому же эти образы не стали менее убедительными, оттого что в конце объясняются естественным образом. У миссис Радклиф было могучее воображение, которое проявлялось в ее великолепных картинах природы – она писала широкими яркими мазками и никогда не вдавалась в мелкие детали – и в фантазиях о сверхъестественном тоже. А главными слабостями, помимо привычки все объяснять, были неточности в географии и истории и фатальное пристрастие к вставлению в романы коротких бесцветных стишков, приписывали тому или иному персонажу [6].

Радклиф написала шесть романов: «Замки Атлин и Данбейн» (1789), «Сицилийское сказание» (1790), «Сказание о лесе» (1792), «Удольфские тайны» (1794), «Итальянец» (1797) и «Гастон де Блондевиль», написанный в 1802 году, но впервые опубликованный после смерти автора в 1826 году. Из них самый знаменитый – «Удольфо», который вполне может считаться лучшим образцом раннеготического романа [6].

Из бесчисленных последователей миссис Радклиф самым близким ей по духу и методу был американский романист Чарльз Брокден Браун. Подобно ей, он портил свои создания логическими объяснениями; но, подобно ей, владел умением создавать жуткую атмосферу сверхъестественного, которая придает его ужасам пугающую жизненность, пока они остаются необъясненными. Отличается он от миссис Радклиф тем, что не соблюдает готическую декорацию, выбирая современную Америку для своих повествований, однако это не распространяется на готический дух и тип события. Романы Брауна включают в себя несколько запоминающихся страшных сцен и превосходят даже романы миссис Радклиф в описании больного сознания [6].

Многие известные литературоведы отмечают, что литература ужаса приобретает новые черты в творчестве Мэтью Льюиса (1773 - 1818), чей роман «Монах» (1796) стал настолько популярным, что сам автор получил прозвище «Монах». Юный писатель, получивший образование в Германии и пропитавшийся диким тевтонским фольклором, неизвестным миссис Радклиф, обратился к ужасу более жестокому, чем это могло прийти в голову его кроткой предшественнице, и в результате был написан шедевр с реальным кошмаром, в готическое содержание которого добавлено много мерзости. И все-таки «Монах» затянут, если читать его от начала до конца. Он слишком длинный и слишком многословный, и его воздействие ослаблено до странности чрезмерной реакцией против тех канонов внешних приличий, которые Льюис презирал как ханжеские. Но одно великое достижение автора стоит подчеркнуть особо, он никогда не объясняет естественными причинами свои призрачные видения. Ему удалось разрушить традицию, заложенную миссис Радклиф, и расширить границы готического романа. Но Льюис написал много больше, чем одного «Монаха». Его драма «Замок – привидение» относится к 1798 году, а позднее он нашел время, чтобы создать баллады «Ужасные истории» (1799), «Чудесные истории» (1801), серию удачных переводов с немецкого языка [6].

Среди бесчисленных авторов литературы ужаса в те времена можно упомянуть теоретика утопической экономики Уильяма Годвина, следом за знаменитым, но не сверхъестественным «Калебом Уильямсом» (1794) выпустившего в свет нарочито мистического «Сент-Леона» (1799), в котором тема эликсира жизни, добытого воображаемым тайным орденом розенкрейцеров, подана простодушно, но убедительно.

Но Годвин был слишком учителем и мыслителем, чтобы создать истинный шедевр литературы ужаса [15] .

Его дочь и жена Шелли были более удачливы, и «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1817) стал классикой литературы ужаса [6].

В этой главе мы упомянули некоторых, самых ярких, представителей готического романа и сделали краткий обзор их творчества, поэтому в следующей главе мы переходим к рассмотрению готической темы в творчестве сестер Бронте на примере двух романов – «Грозовой Перевал» и «Джен Эйр».

1. Готическая тема в творчестве сестер Бронте

1.  

   1. Раскрытие готической темы в романе Шарлотты Бронте «Джен Эйр»

Некоторые особенности готического романа нашли свое отражение в творчестве сестер Бронте, которые также оказали значительное влияние на развитие английского критического реализма. Как отмечает литературовед Н. П. Михальская: «Творчество каждой из них [сестер Бронте] имело важное значение для развития английской романистики в переходный период от конца 1840-х годов к последующим десятилетиям. В произведениях сестер Бронте получили свое выражение характерные особенности времени: в них органично сливаются и четко просматриваются линии, соединяющие романтическое искусство начала XIX в. (Дж. Байрон, П. Б. Шелли) с реализмом 1830-1840-х годов (Ч. Диккенс, У. Теккерей), в нем формируются тенденции новых художественных открытий в области романа второй половины века (Дж. Элиот, Дж. Мередит)» [1, с. 239].

Творчество каждой из них – по-своему значительное и яркое явление в развитии английской романистики в переходный период с конца 40-х годов XIX ст. до последующих десятилетий. В произведениях сестер Бронте отобразились характерные особенности времени: в них органически сливаются и легко прослеживаются линии, которые объединяют романтическое искусство начала XIX ст. (Байрон, Шелли) с реализмом 1840-х годов (Ч. Диккенс, В. Теккерей), в них формируются тенденции новых художественных открытий в жанре романа второй половины столетия (Дж. Элиот, Д. Мередит).

След, оставленный в культуре Англии этим удивительным литературным феноменом – творчеством сестер Бронте, имеет непреходящее значение, и интерес, проявляемый к нему на протяжении вот уже ста пятидесяти лет, не только не затихает, но и усиливается [1].

За свою жизнь Шарлотта Бронте написала несколько десятков стихотворений и четыре романа: «Учитель» (The Professor, 1847, опубликован в 1857), «Джен Эйр» (Jane Eyre, 1847), «Шерли» (Shirley, 1849) и «Городок» (Villette, 1853). В романах ставятся проблемы женского равноправия, социального неравенства, отражены рабочие волнения, обсуждаются вопросы образования; произведения Шарлотты во многом автобиографичны, в них отразились впечатления и события ее личной жизни. Уильям Теккерей, который являлся современником Шарлотты Бронте своеобразие манеры увидел в соединении «чистого чувства с исповедальной искренностью». Теккерея привлекли в этом произведении любовь к истине и возмущение несправедливостью, смелость суждения и простота повествования. Автора «Джен Эйр» он назвал «строгой маленькой Жанной д’Арк».

В 1848 году после трагичных смертей сестер и единственного брата, Шарлотта осталась одна в доме наедине с отцом. Мысли и чувства, рожденные искалеченной, одинокой жизнью сестер Бронте, одаренных силой чувств и богатым воображением, запертых «как в тюрьме, в открытом всем ветрам пасторском доме на болотах Вест-Райдинга…» Шарлотта выразила в возвышенной любви Рочестера к Джен Эйр, в захватывающей истории Люси Сноу в «Городке»», - писал в своей книге «Роман и народ» (1937) английский критик Р. Фокс [1, c. 242].

Как отмечает Н. П. Михальская: «Романы Ш. Бронте привлекали к себе внимание значительностью проблематики, мастерством увлекательного повествования, образами героинь, наделенных сильными чувствами, смелостью, твердыми нравственными принципами, способных принимать самостоятельные решения». Книги Ш. Бронте совершили своего рода переворот в представлениях о морали. Как манифест борьбы за права женщин был воспринят роман «Джен Эйр». «Шерли» и «Городок» закрепили это представление [1, с. 242].

По мнению Н. П. Михальской, «сила воздействия и обаяния романа – в правде чувств, в их истинности, в соединении реального с романтическим, покоряющей своей увлекательностью истории простой маленькой гувернантки, способной на большую и преданную любовь, сумевшей найти свое счастье» [1, с. 243]. Тут также можно говорить о синтезе реального и романтического с готическим, так как творчество сестер пронизано мрачными, «готическими» пейзажами, что задает соответствующее настроение их творчеству при описании тяжелых судеб главных героинь произведений.

Далее мы рассмотрим то, что определяет готические настроения в творчестве Шарлотты.

«There was no possibility of taking a walk that day. We had been wandering, indeed, in the leafless shrubbery an hour in the morning; but since dinner (Mrs Reed, when there was no company, dined early) the cold winter wind had brought with it clouds so sombre, and a rain so penetrating, that further outdoor exercise was now out of the question » [18, с. 3, перевод здесь и далее: см. приложение].

С этих слов начинается роман Шарлотты Бронте «Джен Эйр» и это сразу вводит нас в атмосферу мрачную, крайне неуютную. Мрачные пейзажи целиком и полностью воцарились на страницах романа «Джен Эйр». Здесь мы можем обнаружить один из признаков готического романа, который Е.В. Григорьева обозначила в своей работе «Готический роман и своеобразие фантастического в прозе английского романтизма»: это в первую очередь то, что обстановка включает в себя зловещее завывание ветра, дремучие леса, безлюдные пустоши, могилы. Примеры таких пейзажей, окутанных таинственным мраком, встречаются довольно часто:

«Folds of scarlet drapery shut in my view to the right hand; to the left were the clear panes of glass, protecting, but not separating me from drear November day. At intervals, while turning over the leaves of my book, I studied the aspect of that winter afternoon. Afar, it offered a pale blank of mist and cloud; near a scene of wet lawn and storm-beat shrub, with ceaseless rain sweeping away wildly before a long and lamentable blast» [18, с. 3].

В действительности, изучив биографию Шарлотты и ее сестер, можно понять причину присутствия готического на страницах их романов. Вирджиния Вулф писала про Шарлотту, что «условия жизни, воздействуя на ее характер, неизбежно оставили свой след и в книгах, которые она написала. Ведь если подумать, из чего же еще романисту сооружать свои произведения, как не из хрупкого, непрочного материала окружающей действительности, который поначалу придает им достоверность, а потом рушится и загромождает постройку грудами обломков». Будучи детьми, они записывали свои рассказы в самодельные крошечные книжечки, которые получили название «Ангрианских саг». Героями этих саг являются личности, как правило, не совсем стандартные, которым присущ психологизм: роковые красавицы и демонические злодеи, коварные и жестокие властелины, и благородные разбойники. В этих сагах господствует фантастический, воображаемый мир, который далек от реальности [4].

Во время написания «Ангрианских саг» само мировоззрение юной Шарлоты Бронте было романтическим. Она еще не воспринимала явления действительности как нечто объективное, развивающееся по собственным законам. Юный автор произвольно изображает ход жизни, создает и развивает характеры, решает судьбы своих персонажей так, чтобы они наилучшим образом выражали его идеи и эмоции. Лирические переживания героев отражают не особенности явлений реального мира, а особенности воссозданных автором представлений.

Сказочность, воцарившаяся в сагах, дает основание говорить о них как о романтическом произведении, в котором фантастичность приведена в парадоксальные отношения с будничностью. В сагах царят две стихии – романтическая и «готическая», которые взаимообусловлены, и которые нельзя рассматривать отдельно.

Мастерство написания «готического романа» Бронте перенимает у Анны Радклиф, автора знаменитых «романов ужаса» (таких как «Удольфские тайны», «Итальянец» и др). Бронте совмещает мрачное, ужасное с тонким изяществом; она воплощает искусство развивать фабулу так, чтобы поддерживать острый интерес, а также учится разумному использованию устрашающих эффектов (например, резкий и неожиданный шум посреди ночи, загадочность некоторых событий, происходящих на страницах романов Шарлотты) [4]. Воплощение некоторых, так называемых «устрашающих эффектов» мы можем наблюдать в следующем отрывке романа:

«I tried again to sleep; but my heart beat anxiously: my inward tranquility was broken. The clock, far down in the hall, struck two. Just then it seemed my chamber-door was touched; as if fingers had swept the panels in groping a way along the dark gallery outside. I said “Who is there?” Nothing answered. I was chilled with fear.

This was a demoniac laugh - low, suppressed, and deep – uttered, as it seemed, at the very keyhole of my chamber room» [18, с.129].

«Awaking in the dead of night, I opened my eyes on her [moon] disk – silver-white and crystal clear. It was beautiful, but too solemn: I half rose, and stretched my arm to draw the curtain.

Good God! What a cry!

The night – its silence – its rest, was rent in twain by a savage, a sharp, a shrilly sound that ran from end to end of Thornfield Hall» [18, с. 180].

И в ангрианских сагах, и в зрелом творчестве писательница использует «радклифский» прием разоблачения готического кошмара. Ужасное и фантастическое всегда находят разгадку в обычном, «нормальном» мире: приведения и духи оказываются игрой лунного света на белых чехлах в «Красной комнате», а леденящие кровь ночные звуки в Торнфильде – издает сумасшедшая жена Рочестера.

«All looked colder and darker in that visionary hollow than in reality: and the strange little figure there gazing at me, with a white face and arms specking the gloom, and glittering eyes of fear moving where all else was still, had the effect of a real spirit: I thought it like one of the tiny phantoms, half fairy, half imp, Bessie’s evening stories represented as coming out of lone, ferny dells in moors, and appearing before the eyes of belated travelers.» [18, с. 9].

И снова мы здесь наблюдаем один из признаков готического романа, о которых говорит Е.В. Григорьева – это то, что все повествование окутано страхом и ужасом, героев романа постоянно поджидают какие-то опасности, постоянно обнаруживается присутствие некого злодея [6].

«He lifted the hangings from the wall, uncovering the second door: this, too, he opened. In a room without a window, there burnt a fire guarded by a high and strong fender, and a lamp suspended from the ceiling by a chain. Grace Poole bent over the fire, apparently cooking something in a saucepan. In the deep shade, at the farther end of the room, a figure ran backwards and forwards. What it was, whether beast or human being, one could not, at first sight, tell: it groveled, seemingly, on all fours; it snatched and growled like some strange wild animal: but it was covered with clothing, and quantity of dark, grizzled hair, wild as a mane, hid its head and face» [18, с. 258].

В указанном отрывке ясно отображается формулировка Теккерея относительно главной идеи готического романа: у каждой семьи или главного героя есть своя собственная тайна, свой «скелет в шкафу». Этим «скелетом в шкафу» являлась сумасшедшая жена мистера Рочестера, которая, собственно, и творила весь ночной ужас (поджог спальни мистера Рочестера, а также ужасные крики по ночам, от которых просто мурашки бегут по коже). Раскрытие этой тайны произошло именно в тот момент, когда Рочестер хотел жениться на Джейн Эйр, но этому на тот момент не было суждено случиться.

В.А. Луков и Е.В. Григорьева говорят о тайне, как о главном элементе готического романа, потому что именно на ее раскрытии и строится весь сюжет. По мнению В.А. Лукова, это усиливает «эмоциональное напряжение» [3]. Для предромантиков тайна является объяснением философской мысли, что «судьба человека непредсказуема» [3].

Во второй части «ангрианских саг» главное место отводится переживаниям персонажей, обозначается интерес к психологическим конфликтам. Главным объектом изучения становится личность, внутренний мир человека. Писательница стремится создать героя со словами, многогранным характером. Изучая человеческую психологию, Бронте приходит к выводу, что человеческий характер построен на противоречивом взаимодействии воли, разума и страсти. По ее главной идее, разум и страсть противостоят друг другу, и человек с помощью воли должен уравновесить их. Такова Джейн Эйр, главная героиня романа, с ее внутренними душевными противоречиями. Она соглашается выйти замуж за мистера Рочестера, при этом отказываясь от его дорогих подарков. Она его сильно любит, но при этом решает оставить его, когда узнала, что он был женат прежде и что его жена по-прежнему жива. Снаружи эти противоречия никаких не отображаются, лицо Джейн спокойно, в то время как в душе буквально-таки бушует ураган страстей. Одним из художественных завоеваний Шарлотты Бронте является как раз то, что ей удалось мастерски сочетать изображение внешнего спокойствия и внутренней романтически мучительной бури чувств. Следующие отрывки очень ярко это демонстрируют:

«The house cleared, I shut myself in, fastened the bolt that none might intrude, and proceeded – not to weep, not to mourn, I was yet too calm for that, but mechanically to take off the wedding dress, and replace it by the stuff gown I had worn yesterday, as I thought for the last time. I then sat down. I felt weak and tired. I leaned my arms on a table, and my head dropped on themю And now I thought; till now I had only heard, seen, moved – followed up and down where I was led or dragged – watched event rush on event, disclosure open beyond disclosure: but now, I thought» [18, с. 260].

Роману «Джейн Эйр» свойственен лиризм, поэтизация чувства, бурная эмоциональность. Замысел романа Бронте, согласно традиции романтизма, концентрируется вокруг изображения страсти, кульминацией книги является сцена объяснения Джейн с Рочестером, когда переполняющие героев чувства напряжены до предела. Именно такой культ чувства над разумом, который относится к чертам предромантизма, и обнаруживается в романе «Джен Эйр»:

«‘You come out at last, he [Mr Rochester] said. ‘Well, I’ve been waiting for you long, and listening: yet not one movement have I heard, nor one sob; five minutes more of that death-like hush, and I should have forced the lock like a burglar. So you shun me? – you shut yourself up and grieve alone! I would rather you had come and upbraided with vehemence. You are passionate: I expected a scene of some kind. I was prepared for the hot rain of tears; only I wanted them to be shed on my breast: now a senseless floor has received them, or you drenched handkerchief. But I err: you have not wept at all! I see a white cheek and a faded eye, but no trace of fears. I suppose, then, you heart has been weeping blood?» [18, с. 263].

Е.В. Григорьева в перечислении признаков готического романа упоминала о том, что главной героиней подобных романов является именно девушка. И этот признак также находит свое отражение в романе: «Джейн Эйр» повествует о духовной эволюции героини, которая проходит путь через борьбу с несправедливостью и угнетением, через страдания и немыслимые трудности к счастью.

Первоочередное внимание автора «Джейн Эйр» уделяется духовной сфере человеческого бытия, мыслям и чувствам героев; авторскую симпатию неизменно вызывают люди с наиболее интенсивной внутренней жизнью, и основной интерес писательницы сосредотачивается на внутреннем мире героини «Джейн Эйр». Часто носителями душевного богатства становятся простые люди: горничная Бесси, сохранившая добрые чувства к Джейн и после того, как она стала взрослой, аптекарь мистер Ллойд, лечивший девочку, понявший ее тоску и одиночество в доме Ридов, повлиявший на ее судьбу (он уговорил миссис Рид отдать Джейн в школу), Элен, ее подруга по Ловудскому приюту; мисс Темпль, директриса приюта; миссис Фэйрфакс, экономка в Торнфильде – воплощение доброты; Хана, прислуга в доме Риверсов.

«I felt an inexpressible relief, a soothing conviction of protection and security, when I knew that there was a stranger in the room, an individual not belonging to Gateshead, and not related to Mrs Reed. Turning from Bessie (though her presence was far less obnoxious to me than that of Abbot, for instance, would have been), I scrutinized the face of the gentleman: I knew him; it was Mr Lloyd, an apothecary, sometimes called in by Mrs Reed when the servants were ailing: for herself and her children she employed a physician.

“Well, who am I?”he asked.

I pronounced his name, offering him at the same time my hand: he took it, smiling and saying, “We shall do very well by and by”». [18, c. 13].

«Of my own accord I could not have stirred; I was paralysed: but the two great girls who sat on each side of me, set me on my legs and pushed me towards the dread judge, and then Miss Temple gently assisted me to his very feet, and I caught her whispered counsel –

“Don’t be afraid, Jane, I saw it was an accident; you shall not be punished.”

The kind whisper went to my heart like a dagger.» [18, c. 55].

«What my sensations were, no language can describe; but just as they all rose, stifling my breath and constricting my throat; a girl came up and passed me: in passing, she lifted her eyes. What a strange light inspired them! What an extraordinary sensation that ray sent through me! How the new feeling bore me up! It was as if a martyr, a hero, had passed a slave or victim, and imparted strength in the transit. I mastered the rising hysteria, lifted up my head, and took a firm stand on the stool. Helen Burns asked some slight question about her work of Miss Smith, was chidden for the triviality of the enquiry, returned to her place, and smiled at me as she again went by. What a smile! I remember it now, and I know that it was the effluence of fine intellect, of true courage; it lit up her marked lineaments, her thin face, her sunken grey eye, like a reflection from the aspect of an angel» [18, c. 57].

Что касается мрачных пейзажей, которые являются неотъемлемой чертой готического романа, то они являются сопутствующими картинами в том калейдоскопе событий, в котором оказывается главная героиня романа. Они несколько видоизменяются в зависимости от той среды, куда попадает Джейн. Это можно проследить по мрачным описаниям дома, где Джейн жила, будучи ребенком, школы в Ловуде, в самом начале романа, и более позднего описания дома на вересковых полях, с его дружелюбной и теплой атмосферой, где приютили Джейн, когда та покинула Торнфильд Холл:

«During January, February and the part of March, the deep snows, and after their melting the almost impassable roads, prevented our stirring beyond the garden walls, except to go to church; but within these limits we had to pass an hour every day in the open air. Our clothing was insufficient to protect us from the severe cold: we had no boots, the snow got into our shoes and melted there: our ungloved hands became numbed and covered with chilblains, as were our feet; I remember well the distracting irritation I endured from this cause every evening, when my feet inflamed; and the torture of thrusting the swelled, raw, and stiff toes into my shoes in the morning» [18, с. 50].

«They [Mary and Diana] loved their sequestered home. I, too, in the grey, small, antique structure, with its low roof, its latticed casements, its mouldering walls, its avenue of aged firs – all grown aslant under the stress of mountain winds; its garden, dark with yew and holly – and where no flowers but of the hardiest species would bloom – found a charm both potent and permanent» [18, с. 309].

Готические пейзажи и вместе с ними возникающие соответствующие настроения являются неотъемлемыми чертами романа «Джейн Эйр»; столь мрачные описания окружающей молодую девушку среды только лишь усиливают психологизм романа и добавляют ему романтизма. Из рассмотренных выше примеров, мы можем сделать вывод, что черты готического романа находят свое отражение в «Джен Эйр».

2.2 Раскрытие готических мотивов в романе Эмили Бронте «Грозовой перевал»

В творчестве Эмили Бронте (ее главным и единственным творением является роман «Грозовой перевал» («Wuthering Heights», опубликованный в 1847 году)) живет и главенствует романтическая традиция, сливающаяся с реализмом, проникновением в извечно-человеческие, а тем самым и современные коллизии; ее мастерство проявилось в глубине психологических характеристик и романтической символике. Творчество было сосредоточием ее существования, поэтому вести речь о ее жизни – значит говорить о ее творчестве.

Дух романтизма воплощен в произведении огромной эмоциональной напряженности – романе «Грозовой перевал».

«Грозовой перевал» - это роман о любви в условиях социального неравенства и несправедливости; его конфликт определяется столкновением мечты и действительности. У. Пейтер писал: «Эти фигуры, исполненные таких страстей, но вытканные на фоне неброской красоты вересковых просторов, являют собой типичные образцы духа романтизма» [Цит. по Н.П. Михальской; 1, с. 246].

Отличительной чертой этого романа является разорванность композиции; используется прием рассказа в рассказе, преобладающими становятся лирическое и драматическое начала, а эпическое повествование отходит на второй план. Драматическая напряженность характерна и для картин природы. У Эмили пейзаж – соучастник и предвестник событий. Природе, как и людям, присущи волнение и тайна. Э. Бронте использует образы лесных эльфов, фей, оборотней, блуждающих призраков, заимствуя их из фольклора. Также она тяготеет к загадочной символике, что является характерной чертой именно готической прозы.

«Грозовой Перевал» вышел в свет в 1847 году под псевдонимом Эллис Белл и был издан Т. К. Ньюби. Роман оттолкнул многих читателей и критиков, по словам Э. Гаскелл, «мощью изображения порочных и неординарных персонажей». Успех — и ошеломляющий — пришел к Эмили Бронте много позже — в середине 20 века.

Единственный роман Эмили Бронте «Грозовой Перевал» — одно из самых загадочных произведений мировой литературы. Вересковые пустоши, романтически описываемые в книге, стали символом романа и главным фоном, сопровождающим все линию сюжета — от начала до самого конца [16].

«‘I’ll never let you in, not if you beg for twenty years.’ ‘It is twenty years,’ mourned the voice: ‘twenty years. I’ve been a waif for twenty years!’ Thereat began a feeble scratching outside, and the pile of books moved as if thrust forward. I tried to jump up; but could not stir a limb; and so yelled aloud, in a frenzy of fright. To my confusion, I discovered the yell was not ideal: hasty footsteps approached my chamber door; somebody pushed it open, with a vigorous hand, and a light glimmered through the squares at the top of the bed. I sat shuddering yet, and wiping the perspiration from my forehead: the intruder appeared to hesitate, and muttered to himself. At last, he said, in a half-whisper, plainly not expecting an answer, ‘Is anyone here?’ I considered it best to confess my presence; for I knew Heathcliff’s accents, and feared he might search further, if I kept quiet. With this intention, I turned and opened the panels. I shall not soon forget the effect my action produced» [19, с. 32; перевод здесь и далее: см. приложение].

Этот отрывок из романа Эмили Бронте, описывающий момент пребывания рассказчика на Грозовом перевале, ясно показывает нам наличие признаков готического романа, перечисленных Е.В. Григорьевой и В.А. Луковым. В этом романе присутствуют некие призраки, сама комната, в которой ночевал гость, предстает как неразгаданная тайна. Роман повествует о судьбе девушки, которая когда-то жила в этой комнате, где сейчас остановился гость. Но это было отнюдь не единственное упоминание о призраках; в конце романа также говорится о том, что после того, как главный герой повествования Хитклиф умер, в доме стали обитать два призрака – мужчины и женщины.

«‘THEY are afraid of nothing,’ I grumbled, watching their approach through the window. ‘Together, they would brave Satan and all his legions.’» [19, с. 427].

Особую симпатию Эмили Бронте питает к мрачному описанию вересковых пустошей, которые являются главным фоном происходящих событий:

«My landlord halloed for me to stop ere I reached the bottom of the garden, and offered to accompany me across the moor. It was well he did, for the whole hill-back was one billowy, white ocean; the swells and falls not indicating corresponding rises and depressions in the ground: many pits, at least, were filled to a level; and entire ranges of mounds, the refuse of the quarries, blotted from the chart which my yesterday’s walk left pictured in my mind» [19, с. 39].

Описание мрачных пейзажей усиливает поэтизацию чувств героев, ведь Эмили использовала их как символы в изображении человеческих чувств.

В дневниках старшей из сестер Бронте, Шарлотты, как раз и говорится о том, какую любовь питала Эмили к своим родным вересковым пустошам. Покидая дом на довольно долгое время, она буквально начинала хворать, ей было сложно находиться далеко от дома [4].

Один из главных признаков готического романа, который выделяет Е.В. Григорьева, демонстрирует то, что действие романа разворачивается в старом, полузаброшенном поместье, которое носит название «Грозовой перевал»:

«I have just returned from a visit to my landlord the solitary neighbour that I shall be troubled with. This is certainly a beautiful country! In all England, I do not believe that I could have fixed on a situation so completely removed from the stir of society. A perfect misanthropist’s heaven: and Mr. Heathcliff and I are such a suitable pair to divide the desolation between us» [19, с. 3].

И у Эмили, и у Шарлотты Бронте мы можем наблюдать, что описание природы является главным средством в отображении людских страстей и той бури чувств, которая в определенный момент одолевает персонажей двух знаменитых романов. Как правило, сестры Бронте описывают те чувства, которые им известны, либо же те, которые они испытали сами [4].

«Wuthering Heights is the name of Mr. Heathcliff’s dwelling. ‘Wuthering’ being a significant provincial adjective, descriptive of the atmospheric tumult to which its station is exposed in stormy weather. Pure, bracing ventilation they must have up there at all times, indeed: one may guess the power of the north wind blowing over the edge, by the excessive slant of a few stunted firs at the end of the house; and by a range of gaunt thorns all stretching their limbs one way, as if craving alms of the sun. Happily, the architect had foresight to build it strong: the narrow windows are deeply set in the wall, and the corners defended with large jutting stones» [19, с. 4].

Здесь перед нами предстает мрачная атмосфера дома и его обитателей. Судьбы его жителей – тайна, которая раскрывается читателю по мере его погружения в эту атмосферу, постепенно все проясняется, и судьба героев, и их странное на первый взгляд поведение. Не обошлось в этом произведении и без злодея, но этот злодей скрыт в, пожалуй, одном из самых ярких и противоречивых мужском образе литературы XVIII века – это, несомненно, Хитклиф. Его происхождение непонятно, у него нет ни имени, ни фамилии. Загадку его личности немного могут раскрыть следующие цитаты:

«‘Seehere, wife! I was never so beaten with anything in my life: but you must e’en take it as a gift of God; though it’s as dark almost as if it came from the devil.’

We crowded round, and over Miss Cathy’s head I had a peep at a dirty, ragged, black-haired child; big enough both to walk and talk: indeed, its face looked older than Catherine’s; yet when it was set on its feet, it only stared round, and repeated over and over again some gibberish that nobody could understand». [19, c. 45].

И снова мы обнаруживаем тот самый мотив тайны, загадки, о котором говорят В.А. Луков и Е.В. Григорьева:

«The master tried to explain the matter; but he was really half dead with fatigue, and all that I could make out, amongst her scolding, was a tale of his seeing it starving, and houseless, and as good as dumb, in the streets of Liverpool, where he picked it up and inquired for its owner. Not a soul knew to whom it belonged, he said; and his money and time being both limited, he thought it better to take it home with him at once, than run into vain expenses there: because he was determined he would not leave it as he found it. Well, the conclusion was, that my mistress grumbled herself calm; and Mr. Earnshaw told me to wash it, and give it clean things, and let it sleep with the children» [19, c. 46].

Нелли рассказывает о довольно странной судьбе Хитклифа, но хоть мы и узнаем о нем немного, мало что проясняется. Следующая цитата объясняет происхождение имени Хитклифа:

«I found they had christened him ‘Heathcliff’: it was the name of a son who died in childhood, and it has served him ever since, both for Christian and surname». [19, c. 47]

У Шарлотты Бронте мы привыкли видеть четкое разграничение – вот тут добрый персонаж, а здесь – злой. Можно ли Хитклифа назвать злодеем? У Шарлотты злодей был, как правило, каким-то нелюдем, существом, далеким от понятия «человек», чем-то вроде животного создания. Хитклиф же, напротив, обладает самой человечной внешностью, но его душа – потемки. Он не знает, что такое сострадание, милосердие; нельзя говорить, что он никогда их не знал, скорее, он забыл о них под влиянием жизненных обстоятельств.

Делая небольшой вывод к этой главе, мы можем смело сказать, что, как и в романе Шарлотты «Джен Эйр», в романе «Грозовой перевал» мы также можем обнаружить вышеперечисленные черты готического романа.

2.3 Раскрытие готических мотивов в творчестве Энн Бронте

Что касается творчества самой младшей среди сестер Бронте, Энн, то ее творчеству присуща совершенно иная тональность – и ее стихам, и ее романам: «Агнес Грэй» (Agnes Grey, 1847) и «Незнакомка из Уалдфелл-Холла» (The Tenant of Wildfell Hall, 1848).

По мнению Н. П. Михальской, «стихи Энн Бронте не принадлежат к ярким явлениям английском поэзии. Они интересны как лирический комментарий к жизни и судьбе их автора» [1, c. 249]. Источник поэтического вдохновения младшей Бронте – природа и любовь к родному дому. Радость слияния с красотой окружающего мира соединяется с мотивами печали и скорби. «Одухотворенность пейзажа и сила религиозного чувства – характерные особенности поэзии Энн Бронте» [1, c. 249]. Душевная боль, сожаление об утраченном счастье не переходят в отчаяние, не порождают мятежных чувств и протеста, свойственных поэзии Эмили, не изливаются с такой страсти, но в какой отмечены стихотворения Шарлотты Бронте.

Роман «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» - произведение более значительное по сравнению с «Агнес Грэй». Роман строится как раскрытие тайны главной героини Хелен, поселившейся с маленьким сыном в мрачном, давно покинутом его владельцами старинном доме елизаветинских времен, известном под названием «Уайлдфелл-Холл».

«She is called Mrs.Graham, and she is in mourning - not widow's weeds, but slightishmourning - and she is quite young, they say, - not above five orsix and twenty, - but so reserved! They tried all they could tofind out who she was and where she came from, and, all about her,but neither Mrs. Wilson, with her pertinacious and impertinenthome-thrusts, nor Miss Wilson, with her skilful manoeuvring, couldmanage to elicit a single satisfactory answer, or even a casualremark, or chance expression calculated to allay their curiosity,or throw the faintest ray of light upon her history, circumstances,or connections. Moreover, she was barely civil to them, andevidently better pleased to say 'good-by,' than 'how do you do.'But Eliza Millward says her father intends to call upon her soon,to offer some pastoral advice, which he fears she needs, as, thoughshe is known to have entered the neighbourhood early last week, shedid not make her appearance at church on Sunday; and she - Eliza,that is - will beg to accompany him, and is sure she can succeed inwheedling something out of her - you know, Gilbert, she can doanything. And we should call some time, mamma; it's only proper, you know». [20, c. 4].

Этот роман является семейно-психологическим, так как на его страницах «ведутся дискуссии о семейной жизни, об отношениях супругов, детей и родителей, об ответственности членов семьи друг перед другом» [1, c. 251]. Это мы можем продемонстрировать при помощи следующей цитаты:

«My little Arthur livesand thrives. He is healthy, but not robust, full of gentleplayfulness and vivacity, already affectionate, and susceptible ofpassions and emotions it will be long ere he can find words toexpress. He has won his father's heart at last; and now myconstant terror is, lest he should be ruined by that father'sthoughtless indulgence. But I must beware of my own weakness too,for I never knew till now how strong are a parent's temptations tospoil an only child».[20, с. 196]

Мотив тайны и мрачность пейзажа, о которых говорили Е.В. Григорьева и В.А. Луков и которые присущи готической прозе, нашли свое отражение в романе «Незнакомка из Уайлдфел-Холла». Присущая Энн Бронте сила зрительного восприятия проявилась в описаниях ландшафтов, лаконизме и выразительности пейзажа. Тонкость видения, ощущение красоты природы и реалий быта, а также умение воплотить зрительный образ в художественно-словесный рождают радость от общения с миром романа Энн Бронте [2].

Обобщая все вышесказанное, мы можем сказать, что и в творчестве Энн Бронте, также обнаруживаются абсолютно все признаки так называемого «черного» романа.

Заключение

Литературное наследие сестер Бронте вошло в сокровищницу национальной английской культуры, завоевав признание далеко за пределами Англии.

«Джен Эйр» - роман довольно простой для восприятия читателем, так как Шарлотта Бронте стремится донести суть таких простых вещей как «Я люблю» или «Я ненавижу», «Я страдаю», при этом она прибегает к использованию мрачных пейзажей.

И Шарлотта Бронте, и ее сестра Эмили Бронте обращаются за помощью к природе, потому что для передачи той бури страстей, которой пронизаны их романы, им нужны были такие символы, с помощью которых им бы удалось передать столь яркую палитру чувств и эмоций. Именно поэтому сестры используют описания природы, чтобы передать душевное состояние героев, но они ухватывают только то, что родственно чувствам, которые они испытывали сами или приписывали своим героям. Описания природы несут заряд чувства и высвечивают мысль всей книги.

Подводя итоги, мы можем согласиться с мнением Н.П. Михальской, что «Грозовой перевал» - книга более трудная для понимания, чем «Джен Эйр», потому что Эмили – больше поэт, чем Шарлотта» [1]. Шарлотта Бронте использовала свое красноречие с целью выразить такие простые вещи как «Я люблю» или «Я ненавижу». А в «Грозовом перевале» это «Я» вообще отсутствует: есть только любовь, но это не та любовь, которая обычно связывает мужчину и женщину. Источником для творчества у Эмили Бронте служили не личные переживания и эмоции, а скорее те мысли, чувства и переживания, которая она наблюдала в реальной жизни, делая попытку соединить их в одно целое. Основным замыслом Эмили было не просто сказать «Я люблю», а скорее выразить такой оттенок любви как «Мы, род человеческий». Эту мысль мы можем увидеть в реплике Кэтрин Эрншоу: «Если погибнет все, но он останется, жизнь моя не прекратится; но если все другое сохранится, а его не будет, вся вселенная сделается мне чужой и мне нечего будет в ней делать». Создавая своих персонажей, Эмили отбрасывает все, что знает о людях, а потом заполняет пустые контуры таким могучим дыханием жизни, что они начинают казаться нам настоящими, реальными. Это еще раз доказывает, что личные переживания не являются источником для создания романа у Эмили Бронте.

В курсовой работе мы попытались объяснить то, как готическая тема находит свое отражение в творчестве сестер Бронте. Мы можем сказать, что, хоть романы «Джен Эйр» и «Грозовой перевал» не причисляют к списку «черных» романов, в них мы можем видеть его характерные черты.

Некоторые вопросы из-за их объема в этой курсовой работе были затронуты частично. К этим вопросам можно отнести:

• подробное рассмотрение и анализ именно тех романов, которые причислялись к непосредственно готическим;

• обсуждение других точек зрения относительно главных черт, характеризующих готический роман;

• литературные явления, предшествующие появление «черного» романа, а также те, что наблюдались после него.

Обобщая все вышесказанное, мы можем высказать, что черты готического романа обнаруживаются в любом из романов сестер Бронте. Тема готики пронизывает все их творчество, так как везде мы сталкиваемся с мрачными описаниями пейзажей, загадочными героями и таинственными замками, где могут обитать призраки, либо же домами, где, по словам Теккерея, мы всегда сможем отыскать свой «скелет в шкафу».

Список литературы

1. Михальская, Н.П. История английской литературы : учебное пособие / Н.П. Михальская. – М. : Издательский центр «Академия», 2007 г. – 480 с.

2. Аникин, Г.В. История английской литературы : учебное пособие для студентов педагог. ин-тов и фак. иностр. яз. / Г.В. Аникин, Н.П. Михальская. – М. : «Высшая школа», 1975 г. – 528 с.

3. Луков, Вл.А. История литературы. Зарубежная литература от истоков до наших дней : учебное пособие для студ. Высш. Учеб. Заведений / Вл.А. Луков. – 5-е изд., стер. – М. : Издательский центр «Академия», 2008 г. – 512 с.

4. Эти загадочные англичанки : мемуары и биографии. Пер. с англ. – М. : Прогресс, 1992 г. – 505 с., 16 с. ил.

5. Дом с призраками: английские готические рассказы – Пер. с английского. – СПб.: Издательская Группа «Азбука Классика», 2009 г. – 576 с.

6. Григорьева Е.В. Готический роман и своеобразие фантастического в прозе английского романтизма : диссертация / Е.В. Григорьева. - Ростов-на-Дону, 1988 г.

7. Ладыгин М.Б. Английский готический роман и проблемы предромантизма : диссертация / М.Б. Ладыгин. – М., 1978 г.

8. Тёмкина, В.Л. История мировой литературы : лекции / В.Л. Тёмкина. – Оренбург : Оренбургский Государственный Университет, 2012 г.

9. Чапаева, Л.Г. История мировой литературы : лекции / Л.Г. Чапаева. – Оренбург : Оренбургский Государственный Университет, 2012 г.

10. Артамонов, С.Д. История зарубежной литературы XVII – XVIII вв. : учебное пособие / С.Д. Артамонов. – М. : Просвещение, 1968. – 608 с.

11. Дю Морье, Д. В когтях страха / Д. Дю Морье; пер. с англ. – Ташкент : «ШАРК», 1994. – 528 с.

12. Бронте, Ш. Джен Эйр : Пер. с англ. В. Станевич / Предисл. З. Гражданской; Ил. А. Озеревской и А. Яковлева. – М. : Издательство «Правда», 1989 г. – 512 с., ил.

13. Бронте, Э. Грозовой перевал : Пер. с англ. Н. Вольпин, И. Гуровой. – М.: Издательство ЭКСМО-Пресс, 2000 г. – 512 с.

14. Бронте, Э. Незнакомка из Уайдфелл-Холла : Пер. с англ. И. Гурова. – М.: АСТ, Ермак, 2003 г. – 217 с.

15. www.lib.ru : Лавкрафт Г.Ф. Сверхъестественный ужас в литературе : эссе, 1927 : режим доступа : http://lib.ru/INOFANT/LAWKRAFT/sverhestestvennyj_uzhas_v_literature.txt.

16. www.brontesisters.ru : Грозовой Перевал (Wuthering Heights) : режим доступа : http://brontesisters.ru/writings/novels/wuthering-heights.

17. www.fandom.ru : Приданникова Т. Готический роман – что это такое? : научная статья, 1991 : режима доступа : http://www.fandom.ru/about_fan/pridannikova_01.htm.

18. Bronte, C. Jane Eyre / Charlotte Bronte . – Herfordshire : Wordsworth classics, 1999. – 410 p.

19. Bronte E. Wuthering Heights / Emily Bronte. – Planet EBooks, 2011. – 428 p.

20. Bronte E. The Tenant of Wildfell Hall / Anne Bronte. – Planet Ebooks, 2011. – 403 p.

Приложение: некоторые переводы вышеприведенных цитат

Ш. Бронте «Джен Эйр»

Вариант перевода цитаты стр. 3:

«В тот день нечего было и думать о прогулке. Правда, утром мы еще побродили часок по дорожкам облетевшего сада, но рано после обеда (когда не было гостей, миссис Рид кушала рано) холодный зимний ветер нагнал угрюмые тучи и полил такой пронизывающий дождь, что и речи не могло быть ни о какой попытке выйти еще раз».

Вариант перевода другой цитаты со стр. 3:

«Тяжелые складки пунцовых драпировок загораживали мена справа; слева конные стекла защищали от непогоды, хотя и не могли скрыть картину унылого ноябрьского дня. Перевертывая страницы, я время от времени поглядывала в окно, наблюдая, как надвигаются зимние сумерки. Вдали тянулась сплошная завеса туч и тумана; на переднем плане раскинулась лужайка с растрепанными бурей кустами, их непрерывно хлестали потоки дождя, которые гнал перед собой ветер, налетавший сильными порывами жалобно стенавший».

Вариант перевода цитаты со стр. 6:

«Я была освобождена от участия в этой семейной группе; как заявила мне миссис Рид, она весьма сожалеет, но приходится отделить меня от остальных детей, по крайней мере до тех пор, пока Бесси не сообщит ей, да и она сама не увидит, что я действительно прилагаю все усилия, чтобы стать более приветливой и ласковой девочкой, более уживчивой и кроткой, пока она не заметит во мне что-то более светлое, доброе и чистосердечное; а тем временем она вынуждена лишить меня всех радостей, которые предназначены для скромных, почтительных деток».

Вариант перевода цитаты со стр. 9:

«Все в этой призрачной глубине предстало мне темнее и холоднее, чем в действительности, а странная маленькая фигурка, смотревшая на меня оттуда, ее бледное лицо и руки, белеющие среди сумрака, ее горящие страхом глаза, которые одни казались живыми в этом мертвом царстве, действительно напоминали призрак: что-то вроде тех крошечных духов, не то фей, не то эльфов, которые, по рассказам Бесси, выходили из пустынных, заросших папоротником болот и внезапно появлялись перед запоздалым путником».

Вариант перевода цитаты со стр. 13:

«Я испытала невыразимое облегчение, благотворное чувство покоя и безопасности, как только поняла, что в комнате находится посторонний человек, не принадлежащий ни к обитателям Гейтсхэда, ни к родственникам миссис Рид. Отвернувшись от Бесси (хотя ее присутствие было мне гораздо менее неприятно, чем было бы, например, присутствие Эббот), я стала рассматривать лицо сидевшего возле кровати господина; я знала его, это был мистер Ллойд, аптекарь, которого миссис Рид вызывала, когда заболевал кто-нибудь из слуг. Для себя и для своих детей она приглашала врача.

- Ну-ка, кто я? – спросил он.

Я назвала его и протянула ему руку; он взял ее, улыбаясь, и сказал:

- Ну, теперь мы будем понемножку поправляться».

Вариант перевода со стр. 50:

«В течение января, февраля и части марта – сначала из-за глубоких снегов, а затем, после их таяния, из-за весенней распутицы – наши прогулки ограничивались садом; исключением являлось лишь путешествие в церковь, но в саду мы должны были проводить ежедневно час, чтобы дышать свежим воздухом. Убогая одежда не могла защитить нас от резкого холода; у нас не было подходящей обуви, снег набивался в башмаки и таял там; руки без перчаток вечно зябли и покрывались цыпками. Я помню, как нестерпимо зудели по вечерам мои опухшие ноги, и те муки, которые я испытывала утром, всовывая их, израненные и онемевшие, в башмаки».

Вариант перевода со стр. 55:

«Своими силами я бы не могла подняться, все мо члены точно онемели; но две взрослые девушки, сидевшие по бокам, поставили меня на ноги и подтолкнули навстречу грозному судье, а мисс Темпль ласково подвела меня к нему и ободряюще шепнула:

- Не бойся, Джен, я видела, что ты не нарочно; ты не будешь наказана.

Но этот ласковый шепот вонзился в мое сердце, как кинжал».

Вариант перевода цитаты со стр. 57:

«Мои чувства трудно описать; но когда они нахлынули на меня, подступая к горлу и прерывая мое дыхание, одна из девочек встала и прошла мимо меня; на ходу она подняла на меня глаза. Какой странный свет был в них! Как пронизывал их лучистый взгляд! Сколько новых, высоких чувств пробудилось во мне! Как будто мученик или герой, пройдя мимо рабы или обреченной жертвы, передал ей часть своей силы. Я подавила подступившие рыдания, подняла голову и решительно выпрямилась. Элен Бернс, подойдя к мисс Смит, задала ей какой-то нелепый вопрос относительно своей работы, выслушала замечание по поводу неуместности этого вопроса и тут же вернулась на место; но, снова проходя мимо меня, она мне улыбнулась. Какая это была улыбка! Теперь-то я понимаю, что в этой улыбке отразился ее незаурядный ум и высокое мужество; улыбка преобразила ее яркие черты – худенькое личико, запавшие серые глаза, и на них лег отблеск какой-то ангельской доброты».

Вариант перевода цитаты со стр. 129:

«Я попыталась снова заснуть, но мое сердце тревожно билось, и душевное спокойствие было нарушено. Далеко внизу, в холле, часы пробили два. В это же мгновение мне почудилось, что кто-то прикоснулся к моей двери, словно пробираясь ощупью по темному коридору, кто-то провел по ней рукой. Я спросила: «Кто здесь?» Ответа не было. От страха меня охватил озноб».

Вариант перевода цитаты со стр. 168:

«Во время этих одиноких прогулок по коридору я нередко слышала смех Грэйс Пул. Это был все тот же отрывистый, низкий, глухой смех, который так взволновал меня, когда я впервые услышала его. До меня доносилось также ее бормотание, еще более странное, чем смех. В иные дни она безмолвствовала; но звуки ее голоса всегда вызывали у меня недоумение. Я не раз видела ее; она выходила из своей комнаты то с тазом, то с тарелкой или подносом в руках, направлялась на кухню и обычно возвращалась оттуда с кружкой портера (прости мне эту грубую правду, романтический читатель). При виде ее мое любопытство, вызванное ее странным смехом, гасло: ни в этой неповоротливой фигуре, ни в лице с резкими чертами не было ничего, способного вызвать интерес. Я не раз старалась вовлечь Грейс в разговор, но она была чрезвычайно молчалива: все мои попытки пресекались ее односложными ответами».

Вариант перевода цитаты со стр. 180:

«Была глубокая ночь, и, открыв глаза, я сразу увидела серебристо-белый и кристально-ясный диск [луны]. Луна была великолепна, но как-то слишком торжественна. Я приподнялась и протянула руку, чтобы задернуть занавеску

Боже, какой вопль!

Ночь, ее тишина, ее покой словно были разорваны неистовым, пронзительным, диким криком, пронесшимся из одного конца дома в другой».

Вариант перевода цитаты со стр. 225:

«Не знаю, забылась я после этих размышлений или нет, – во всяком случае, я сразу же проснулась, услышав, как мне казалось, прямо над своей комнатой какое-то смутное бормотание, странное и зловещее. Я пожалела, что погасила свечу. Ночь была непроницаема, моя душа – угнетена. Я поднялась, села на кровати, прислушалась: все было тихо».

Вариант перевода цитаты со стр. 258:

«Он раздвинул гобелены на стене, под которыми оказалась вторая дверь. Ее он тоже открыл. Перед нами была комната без окон; в камине, окруженной крепкой высокой решеткой, горел огонь, а с потолка спускалась зажженная лампа. У камина стояла, наклонившись, Грейс Пул, и, видимо, что-то варила в кастрюльке.

В дальнем темном углу комнаты какое-то существо бегало взад и вперед. Сначала трудно было даже разобрать, человек это или животное. Оно бегало на четвереньках, рычало и фыркало, точно какой-то диковинный зверь. Но на нем было женское платье; масса черных седеющих волос, подобно спутанной гриве, закрывала лицо страшного существа».

Вариант перевода цитаты со стр.260:

«Когда все ушли, я заперла дверь на задвижку, чтобы никто не проник ко мне, и не стала плакать и скорбеть – я была для этого еще слишком спокойна, - но машинально сняла с себя свадебный наряд, вместо которого надела свое вчерашнее платьице, - а я-то думала, что уже никогда не надену его! Потом села на стул. Меня охватили мучительная слабость и усталость. Я сложила руки на столе, опустила на них голову и погрузилась в размышления; до этой минуты я только слушала, смотрела, двигалась, ходила туда и сюда или давала вести себя, наблюдая, как событие следует за событием и за одной тайной разверзается другая; но теперь я стала раздумывать».Вариант перевода цитаты со стр. 263:

«Наконец-то ты вышла, - сказал он. – Как долго я тебя ждал, как прислушивался, но я не слышал ни одного движения, ни одного рыдания, - еще пять минут этой смертельной тишины, и я бы взломал замок, как грабитель. Значит, вы решили пощадить меня, вы заперлись и скорбите одна, Лучше бы вы пришли и излили на меня свое негодование. Я знаю, у вас страстная душа, я ждал подобной сцены, я был готов к потоку слез, но я хотел, чтобы они были пролиты на моей груди. Однако они пролились на бесчувственный пол или на ваш носовой платок. Но я заблуждаюсь, вы не плакали вовсе? Я вижу бледные щеки и угасший взгляд, но никаких следов слез. Вероятно, ваше сердце плакало кровавыми слезами?»

Вариант перевода цитаты со стр. 309:

«Они [Мэри и Диана] любили свой уединенный дом. В этом небольшом сером старинном здании с его низкой крышей, решетчатыми окнами, ветхими стенами, с его аллеей старых елей, покривившихся под натиском горных ветров, с его садом, тенистым от кустов тиса и остролиста, где цвели лишь самые неприхотливые цветы, я также находила глубокую и неизменную прелесть».

Э. Бронте «Грозовой перевал»

Вариант перевода цитаты со стр. 3:

«Я только что вернулся от своего хозяина – единственного соседа, который будет мне здесь докучать. Место поистине прекрасное! Во всей Англии едва ли я сыскал бы уголок, так идеально удаленный от светской суеты. Совершенный рай для мизантропа! А мистер Хитклиф и я – оба мы прямо созданы для того, чтобы делить между собой уединение.»

Вариант перевода цитаты со стр. 4:

«Грозовой Перевал — так именуется жилище мистера Хитклифа. Эпитет «грозовой» указывает на те атмосферные явления, от ярости которых дом, стоящий на юру, нисколько не защищен в непогоду. Впрочем, здесь, на высоте, должно быть, и во всякое время изрядно прохватывает ветром. О силе норда, овевающего взгорье, можно судить по низкому наклону малорослых елей подле дома и по череде чахлого терновника, который тянется ветвями все в одну сторону, словно выпрашивая милостыню у солнца. К счастью, архитектор был предусмотрителен и строил прочно: узкие окна ушли глубоко в стену, а углы защищены большими каменными выступами».

Вариант перевода цитаты со стр. 32:

«Прочь! – закричал я. – Я вас не впущу, хотя бы вы тут просились двадцать лет!» - «Двадцать лет прошло, - стонал голос, - двадцать лет! Двадцать лет я скитаюсь, бездомная!» Затем послышалось легкое царапанье по стеклу, и стопка книг подалась, словно ее толкали снаружи. Я попытался вскочить, но не мог пошевелиться; и тут я громко закричал, обезумев от ужаса. К своему смущению, я понял, что крикнул не только во сне: торопливые шаги приближались к моей комнате; кто-то сильной рукой распахнул дверь, и в оконцах над изголовьем кровати замерцал свет. Я видел, все еще дрожа, и отирал испарину со лба. Вошедший, видимо, колебался и что-то ворчал про себя. Наконец полушепотом, явно не ожидая ответа, он сказал:

- Здесь кто-нибудь есть?

Я почел за лучшее не скрывать своего присутствия, потому что я знал повадки Хитклифа и побоялся, что он станет продолжать поиски, если я промолчу. С этим намереньем я повернул шпингалет и раздвинул фанерную стенку. Не скоро я забуду, какое действие произвел мой поступок».

Вариант перевода цитаты со стр. 39:

«Не успел я дойти до конца сада, как хозяин окликнул меня и предложил проводить через торфяное болото. Хорошо, что он на это вызвался, потому что все взгорье представляло собой взбаламученный белый океан; бугры и впадины отнюдь не соответствовали подъемам и снижениям почвы: во всяком случае, многие ямы были засыпаны до краев; а целые кряжи холмов – кучи отработанной породы у каменоломен – были стерты с карты, начертанной в памяти моей вчерашней прогулкой».

Вариант перевода цитаты со стр. 45:

«- Смотри, жена! Сроду никогда ни от кого мне так не доставалось. И все же ты должна принять его, как дар божий, хоть он так черен, точно родился от дьявола.

Мы обступили хозяина, и я, заглядывая через голову мисс Кэти, увидела грязного черноволосого оборвыша. Мальчик был не так мал – он уже умел и ходить и говорить; с лица она выглядел старше Кэтрин, все же, когда его поставили на ноги, он только озирался вокруг и повторял опять и опять какую-то тарабарщину, которую никто не понимал».

Вариант перевода цитаты со стр. 46:

«Хозяин пытался разъяснить, как это получилось; но он и в самом деле был чуть жив от усталости, и мне удалось разобрать из его слов, заглушаемых бранью хозяйки, только то, что он нашел ребенка умирающим от голода, бездомным и почти совсем окоченевшим на одной из улиц Ливерпуля; там он его и подобрал и стал расспрашивать, чей он. Ни одна душа, сказал он, не знала, чей это ребенок, а так как времени и денег осталось в обрез, он рассудил, что лучше взять малыша сразу же домой, чем тратиться понапрасну в чужом городе; бросить ребенка без всякой помощи он не пожелал. На том и кончилось; хозяйка поворчала и успокоилась, а мистер Эрншо велел мне вымыть найденыша, одеть в чисто белье и уложить спать вместе с детьми».

Вариант перевода цитаты со стр. 47:

«Мне сказали, что мальчика окрестили Хитклифом: это было имя их сына, который умер в младенчестве, и так оно с тех пор и служило найденышу и за имя и за фамилию».

Вариант перевода цитаты со стр. 213:

«Он [Хитклиф] бился головой о корявый ствол и, закатив глаза, ревел, не как человек — как дикий зверь, которого искололи до полусмерти ножами и копьями. Я увидела несколько пятен крови на коре, его лоб и руки тоже были в крови; должно быть, сцена, разыгравшая ся на моих глазах, была повторением других таких же, происходивших здесь всю ночь. Она почти не будила во мне сострадания — она меня ужасала. И все-таки я не решалась его оставить. Но, когда он несколько овладел собой и заметил, что за ним наблюдают, он громовым голосом приказал мне уйти, и я подчинилась. Уж где мне было успокаивать его и утешать!»

Вариант перевода цитаты со стр. 214:

«К удивлению поселян, Кэтрин похоронили не в стенах церкви, в лепной усыпальнице Линтонов, и не на погосте рядом с ее собственными родственниками — гроб зарыли на зеленом склоне в углу кладбища, где ограда так низка, что поросли вереска и черники перебрасываются через нее с открытого поля, и могильный холмик теряется там между торфяными кочками. Супруг ее похоронен тут же рядом; и у них у каждого поставлен в головах простой надгробный камень, и простая серая плита лежит в ногах,

отмечая могилы».

Вариант перевода цитаты со стр. 427:

«Их-то ничто не страшит, - проворчал я, наблюдая в окно, как они приближаются. – Вдвоем они готовы пойти против сатаны со всем его воинством».

Энн Бронте «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла»

Вариант перевода цитаты со стр. 4:

«Зовут ее миссис Грэхем, и она носит траур – но не глубокий, не вдовий, а сама еще молодая – лет двадцати шести, не больше, но ужасно, ужасно сдержанная! Они по-всякому старались выведать, кто она такая и откуда приехала. Миссис Уилсон, уж конечно, дала волю своей назойливости и сыпала самыми неделикатными вопросами, а мисс Уилсон пускала в ход всякие обходные маневры, но им так и не удалось удовлетворить своего любопытства. Они не добились от нее ни единого ответа, ни единой оговорки, даже ни единого словечка, которые бросили бы хоть малейший свет на ее прошлую историю, нынешнее положение или круг знакомых. К тому же держалась она с ними очень нелюбезно и «прощайте» сказала куда с большим удовольствием, чем «здравствуйте»! Но Элиза Миллуорд объявила, что ее папенька намерен вскоре побывать у нее и предложить ей пастырские советы, которые, как он опасается, должны оказаться далеко не лишними: ведь она, хотя приехала в самом начале недели, в воскресенье в церкви не была. И она – то есть Элиза – упросит его взять ее с собой и, разумеется, уж что-нибудь от нее да узнает! Ты же знаешь, Гилберт, она всегда добивается того, чего хочет. Мама, и мы тоже должны нанести ей визит! Это ведь только вежливо будет».

Вариант перевода цитаты со стр. 13:

«Почти у самой вершины в двух милях от Линден-Кара стоял Уайлдфелл-Холл – старинный господский дом елизаветинских времен, построенный из серого камня, весьма благородный и живописный на вид, но внутри, без сомнения, холодный и темный. Узкие окна с частыми переплетами в толще стен, разъеденные временем вентиляционные отверстия, безлюдие вокруг, открытость всем ветрам и непогодам, от которых его не могли защитить посаженные с этой целью ели, давно изуродованные бурями, столь же мрачные и угрюмые, как само здание, – все это делало его малопригодным для обитания. Позади него виднелись два-три чахлых луга и бурая от вереска вершина, а перед ним (обнесенный каменной оградой с чугунными воротами между каменными столбами, которые увенчивались шарами из серого гранита, такими же, какие украшали парапет и башенки) располагался сад, где некогда взращивались цветы и травы, достаточно нетребовательные к почве и закаленные против капризов погоды, а также деревья и кусты, наиболее покорно принимающие под жесткими ножницами садовника те формы, какие решала придать им его фантазия. Теперь же, на долгие годы предоставленный самому себе, брошенный без ухода на жертву заморозкам и засухе, ливням и бурям, заросший бурьяном, сад являл собой странное зрелище. Окаймлявшая главную аллею живая изгородь из бирючины на две трети засохла, а оставшаяся треть нелепо разрослась, куст, некогда подстриженный в виде лебедя, утратил шею и половину туловища, пирамиды лавров в центре сада, гигантский воин по одну сторону ворот и лев, охранявший другую, буйно выбросили новые ветки и приобрели совсем уж фантастический вид, подобие которому нельзя было найти ни на земле, ни на небе, а если на то пошло, то и в воде. Однако моему юному воображению все они представлялись сказочными чудищами вполне в духе тех жутких легенд и преданий, которыми пичкала нас наша старая няня, повествуя о былых обитателях покинутого дома и о привидениях, которые там являются».

Вариант перевода цитаты со стр. 196:

«Мой малютка Артур живет и цветет. Он здоров, хотя крепышом его назвать нельзя. Веселый, живой, уже очень ласковый, полный всяческих чувств и душевных движений, для которых у него еще долго не будет слов. Он наконец покорил сердце своего отца, и теперь я живу под постоянной угрозой, что безрассудное отцовское баловство испортит его. Но мне следует остерегаться и собственной слабости, потому что только теперь я узнала, как трудно противостоять соблазну потакать своему единственному ребенку».

53

Код для цитирования: Скопировать